Я - убийца

В вестибюле появился томный юноша-швейцар, молча поклонился и распахнул перед ними дверь. И погас свет!

На улице показалось свежо и прохладно. Лика еще теснее прижалась к Гордееву.

– Зябко, – сказала она, нервно стуча зубами.

До машины почти бежали.

Лика сразу забралась на заднее сиденье и потянула за собой Гордеева:

– Согрей меня!

– Через десять минут мы будем у меня, – прошептал Юрий, приближаясь губами к Лике, – и там согреемся.

– Через минуту я умру! И ты меня потом не отогреешь. – Лика притянула его к себе и впилась губами в его рот. – Все! Все до конца! Немедленно... Сейчас...

Она, извиваясь в объятиях Гордеева, освобождалась от одежды сама и раздевала Юрия.

Позабыв обо всем на свете, о том, что их могут увидеть прохожие, да и вообще... В тесноте кабины... Юрий припал к пышной груди, целовал, как ненасытный сумасшедший.

– Да, милый, да! – почти прокричала Лика.

Никогда еще Гордеев не испытывал такого жгучего, невыносимого желания. Поистине животное чувство овладело им. И он трахал просто и сильно, как самец. Трахал неутомимо, без нежностей и оглядок. Будто они одни на свете. Он! Со своей самкой! И она принимала его, содрогаясь, как земля под ударом молнии. Содрогалась и отзывалась стоном. Все нарастающим стоном любовной истомы.

И они, конечно, совсем не слышали, как приблизился черный джип, как опустилось затененное стекло, как показалась сверкающая линза объектива.

– Однако, – восторженно прошептал Вадим Викторович, настраивая видеокамеру, – сегодня у нас получается гораздо интереснее.

Глава 21

Беглец очнулся перед рассветом. Он не понял, почему его зубы выбивали такую ужасающую дробь – то ли от холода ночи, то ли от лихорадки. Это была не просто дрожь. Беглец не мог совладать с челюстями. Они клацали, как у школьного скелета, и Николай непроизвольно зажал рот здоровой рукой. Пуля, ранившая в плечо, попала как раз в момент его падения, но прошла снизу вверх, пробив лопатку, и вышла под ключицей, не задев легкого. Иначе он давно был бы мертв. Но потеря крови, рана в боку, общая истощенность и нервное напряжение сделали свое дело. На второй день передвигался в два раза медленнее, чем накануне. Грела и заставляла двигаться вперед только одна мысль – сумел ли Эдик доказать оставшимся, что перед ними последняя возможность избежать колуна, пилы или тесака. Чем дольше он на свободе, тем дольше его будут искать, но, по крайней мере, у них будет фора в первые два часа, пока Газаев разберется, что произошло, и вернется в лагерь организовывать травлю.

А в лагере, после опрометчивого приказа Газаева, остались только два охранника и десяток рабов. Их сбили в кучу и заставили зайти в здание старой кошары, где до этого они провели ночь.

– Лихой мужик. Выходит, он его не убил, – хлопал глазами липецкий омоновец.

– Я же тебе говорил, мужик знает, что делает, а ты – кровь из носа. Не знаю, как в липецком ОМОНе, а москвичи что надо.

– Радуйтесь, дураки, если его поймают. Кожу сдерут. А если нет, то с нас в отместку, – сказал кто-то, кто до сих пор молчал.

– Иди ты знаешь куда... Я ж спецом на валун показал. Как чувствовал, что Колька жив. У нас охраны – два кашевара осталось. Он их за собой повел.

– Эй, собаки, кончай базарить! – крикнули с другой стороны стены.

– У них автоматы, а у нас кулаки...

– Особо не попрешь...

– Ну и жди, когда тебе нож к горлу приставят, – зло выругался липецкий.

– Почему же с кулаками? – И Эдик достал из кармана кривой ржавый гвоздь двухсотку. – Ищите под ногами. Здесь когда-то крыша была.

Все принялись разгребать утрамбованный десятилетиями овечий помет. Обдирали в кровь руки, ломали ногти, вгрызались. Нашли несколько обломков доски, и работа пошла быстрее. Одни откалывали куски, другие их разламывали на куски поменьше.

– Никогда бы не подумал, что в овечьем дерьме находится мое спасение, – сказал худой парень в очках со сломанной дужкой.

– Мало ли что мы все думали по ту сторону...

Нашлось еще два предмета: кусок скобы – это было шикарнее гвоздя, и горлышко винной бутылки, что можно было смело приравнять к находке Эдика.

– Во-во, а говорят, не пьют...

– Водку пить грех, а людей резать не грех.

Теперь вооруженных было трое. Причем горлышко нашел очкарик. Он был несказанно рад. Потом посмотрел на товарищей и протянул находку омоновцу.

– Возьмите, у вас наверняка получится лучше.

Все вздохнули с облегчением. Парень был прав, и никто не мог упрекнуть его в трусости. Совсем наоборот, ведь любая ошибка могла привести к чьей-то смерти.

– Спасибо, братан, если выйдем отсюда живыми, милости прошу в Липецк. Хороший у нас город. Трамвай бесплатный.

Потом эти трое обладателей оружия посовещались о чем-то и вынесли решение, кому кого «мочить».

– Так... – руководство взял на себя омоновец. – Кто-то из вас начнет орать. Ты, – указал он на очкарика. – Ори так, чтобы горы рушились. Сможешь?

– Я тонко могу. Я в спектакле козу-дерезу в школе играл.