Я убил Бессмертного. Том 2

Чёрт. У Ивана Сергеевича потемнело в глазах. Почему прямой эфир? Почему эти остолопы не могли записать передачу заранее, затем вырезать всё, что можно, и…

— А вы знаете, я охотно верю в эту версию, — как ни странно, из всех гостей первой в себя пришла семейный психолог. — Просто посмотрите на эти доспехи. Вы же видите — столько самолюбования, столько лоска. Раздутое эго мужчины заставляет его самоутверждаться, совершать то, что он считает подвиги — а тихий семейный быт вызывает у него только неприязнь.

Монахов с благодарностью кивнул психологичке; было видно, что он сам уже готов был сорваться. А вот Люк снова что-то прорычал, глядя в сторону женщины.

— Люк говорит, что вы похожи на жабу, квакающую из пруда, — меланхолично просветил её и всех остальных Артур. — И приказывает вам замолчать.

— Ничего удивительно, — возмущённо квакнула психологичка. — Ещё одно проявление воспалённого эго!

— Согласен, — пробасил один из Плутающих, привставая. — И знаете, что? Этот тип своим отношением к людям позорит нашу профессию, позорит гордое звание Плутающего!

Лицо Монахова постепенно обретало привычный цвет — ситуация всё ещё оставалась странной, но, по крайней мере, сейчас он находился в своей стихии.

— И эти доспехи, — поддержал второй Плутающий. — Что за пафос? Он больше похож не на опытного бойца, а на какого-то косплеера. Зачем он нацепил на себя это?..

Люк вертел головой по сторонам, оглядываясь то на один голос, то на другой; Артур стоял неподвижно, не глядя ни на кого конкретного — но всё такой же напряжённый.

— Зачем? — Иван Сергеевич дёрнулся, услышав рядом с собой недовольный голос Барби. — А я скажу, зачем. Потому что это называется хорошим вкусом — тем, чего у вас, «опытных бойцов», не было, нет и никогда не будет.

Повернувшись к своей спутнице, Иван Сергеевич поморгал. Что она несёт?..

— Какой тут хороший вкус, — поморщилась психологичка. — Золото — это сублимация комплексов, а мелкие узоры на броне говорят о запущенных сексуальных девиациях, которые наш пациент сам же в себе и поддерживает, не давая открыться своему истинному «я»…

— Золото — это золото, — поморщилась Барби, презрительно отмахиваясь наманикюренной ручной. — Те, у кого оно есть, могут оценить по достоинству, а те, у кого его нет — завидуют. Вот что я скажу: золотые доспехи — это новый тренд сезона!

— Да, но откуда он их взял? — вмешался один из блогеров. — Ведь вроде говорили, что он делал доспехи сам, их подручных материалов…

Кажется, этот вопрос действительно интересовал парня.

— …но меч! — психологичка продолжала гнуть свою линию. — Посмотрите на размеры меча. Знаете, что сказал бы по этому поводу Зигмунд Фрейд? Едва ли вам, госпожа Кен, известно слово «компенсация», но, поверьте…

— Мне отлично известно это слово! — выпалила в ответ Барби. — Компенсация — это то, что ты не выплатишь мне до конца жизни, если будешь обращаться ко мне в таком тоне!

В этот момент Люк что-то снова выпалил и, воздев меч к потолку, подпрыгнул. Раздался треск, и один из софитов рухнул вниз, прямо к ногам Монахова. Все мигом заткнулись, а ведущий, вскрикнув, отпрыгнул в сторону.

— Вот, — так же спокойно и меланхолично заявил Артур. — Как видите, Люк хотел нам продемонстрировать, что величина меча имеет чисто практическое значение. А ещё…

— Но давайте вернёмся к детям, — Монахов поглядел на Люка и его оружие с лёгкой паникой. — Может быть, отец из нашего гостя так себе, но они ведь ждали…

— А ещё… — попытался было вставить Артур, но ведущий твёрдо вознамерился хотя бы попытаться спасти шоу и перевести его в сценарное русло.

— Они ждали! Они скучали, плакали по отцу. Их единственный опекун, тёща Люка, Антонина Степановна, больше интересовалась алкоголем, чем внуками, но всё же она хотя бы была на месте, пока…

«Дети» и «Антонина Степановна» вылетели к камерам с таким ускорением, словно кто-то вытолкнул их из-за кулис; скорее всего, так оно и было. Иван Сергеевич увидел, как за их спинами мелькнул актёр, играющий соседа, которому Плутающий по сценарию был должен крупную сумму — но его тут же втянули обратно.

— П-папа? — пробормотал ошалевший четырнадцатилетний подросток, глядя на стоящего посреди зала рыцаря в доспехах. — Папа, это правда… ты?

Надо отдать ему должное — он говорил по сценарию, пусть даже заторможенно и неестественно. Остальные двое — мальчик пяти лет и девочка шести — вообще проглотили языки и, распахнув глаза, стояли не шевелясь.

Зато актриса, играющая тёщу, была готова к труду и обороне. За долгие годы эта потрёпанная жизнью женщина видела всякое.

— Кому папа, а кому… тьфу! — выпалила она. — Где он пропадал столько времени, этот ваш папа? Он думал о вас, когда…

Её слова будто стали сигналом, включившим второй виток обсуждения.

— Вы что, хотите сказать, что взрослый мужчина не может пожить для себя? — нахмурилась Барби, щедро награждая своих собеседников презрительными нотками.

— А зачем он тогда заводил детей, этот взрослый мужчина? — возразил тот же блогер, что спрашивал про доспехи. Второй сидел, как пришибленный, и почти не шевелился.