Я убил Степана Бандеру

Неопределённость своего положения в Организации удручала Бандеру. Он писал: «После смерти основоположника и Проводника ОУН полк. Е. Коновальца создались ненормальные отношения напряжения и расхождения между Краевым Проводом и активом Организации… Причиной этого было, с одной стороны, недоверие к некоторым лицам, самым близким сотрудникам полк. А. Мельника… С другой – возрастало недоверие краевого актива к политике зарубежного провода…»

Сторонники Степана Бандеры утверждали, что главной причиной раскола ОУН являлся несносный характер Андрея Мельника, его диктаторские замашки. Хотя и сам Бандера был к ним склонен и не отличался стремлением к уступкам и компромиссам. Тем не менее в ноябре 1939 года он, смирив гордыню, отправился в Рим для переговоров с Мельником. «Мы надеялись сообща переубедить полковника Мельника, – рассказывал Степан Бандера, – и ликвидировать нарастающие расхождения».

Камнем преткновения явилось определение стратегии и тактики во Второй мировой войне. Бандера и его сторонники считали необходимым поддерживать контакты как со странами германской коалиции, так и с иными западными державами, не допуская тесного сближения ни с одной из сторон. Мельниковцы же делали ставку исключительно на Германию.

Жаркие споры возникли и по кадровым вопросам. Взаимных претензий накопилось предостаточно. Бандера выдвинул убийственные обвинения: Ярославу Барановскому – в сотрудничестве с польской полицией, Мыколе Сциборскому – в пособничестве советским спецслужбам, Емельяну Сеныку – и вовсе в соучастии в убийстве Коновальца. Со своей стороны коварный Барановский всеми способами пытался внушить Мельнику, что «своим темпераментом Бандера никак не способен к плодотворному сотрудничеству».

Разъехались ни с чем. Сразу после «исторической» встречи сторонники Бандеры издали брошюру с символическим названием «Почему необходима чистка в ОУН?». Мельниковцы тут же ответили им своим манифестом «Белая книга ОУН. О диверсии-бунте Яра-Бандеры».

Каждая из соперничающих группировок, не жалея сил, трудилась над созданием светлого образа своего вождя. Вот как Мыкола Климишин описывал роль Бандеры в проведении II чрезвычайного сбора ОУН в Кракове весной 1941 года: «Все проекты различных комиссий сходились в одних руках – Ст. Бандеры, который демонстрировал, чего он стоит и что может сделать… Я видел, как он с полным знанием подходил к делу и сколько раз он вникал во все вопросы, решительно изменяя проекты, над которыми комиссии проводили долгие дни в дискуссиях. Нередко он снимал с плана совещаний какой-то вопрос, откладывая его на следующий день, и, хотя совещания затягивались до поздней ночи и утром начинались вновь, он уже приносил свой проект решения проблемы, широко и всесторонне переработанный… На этих совещаниях я укрепился в вере, что он единственный может в то время и взять Провод ОУН в руки и повести дело наилучшим образом».

Краковский сбор подтвердил акт о создании Революционного провода ОУН и признал неправомерность решения избрания Проводником Андрея Мельника. Одновременно Бандера провозгласил создание Революционного провода ОУН – ОУН(р) или ОУН(б) – Бандера.

«Создали 34 ОУН и должны были выбирать Провод, – рассказывал Евгений Стахив. – Кипели острые дискуссии, случались драматические сцены. Мыкола Климишин пал на колени и твердил, что Бандера – полубог; сам Бандера уверял, что обладает чрезвычайной силой, провидением, которое неизвестно откуда снисходит. На что, правда, Ярослав Рак решительно и смело возразил: „Стефка, мы ходили вместе в школу, и никогда не было видно, что ты обладаешь необычными силами. Что ты нынче тут плетёшь какие-то байки?!”»

Мельниковцы не отставали в раболепии и канонизации своего лидера. В официальном протоколе Римского собрания членов ОУН(м) значилось: «Вождь провозласил перед образом Павшего Вождя о присутствии 22 участников II ВЗУН [11] и свою, и ОУН готовность следовать героическому примеру Евгена Коновальца. Речь Вождя, которую присутствующие выслушали стоя, взволновала до глубины души всех и сосредоточила их мысли о Роттердамской Могиле к Личности, которая приняла от Евгена Коновальца руль борьбы за освобождение… Когда, обращённый к облику покойного, Вождь произносил свой глубоко продуманный и рвущий душу доклад, присутствующие переживали одну из наиболее волнующих минут своей жизни…»

Членство в ОУН документально не фиксировалось. Невозможно было с точностью до последнего «штыка» определить, сколько националистов поддержало Бандеру, а сколько осталось под Андреем Мельником. Одно можно сказать: экстремистски настроенные оуновцы поддержали Степана Бандеру, а более-менее умеренные, не склонные к радикализму остались при полковнике.

В августе того же года Бандера бросил вызов Мельнику:

«…Получили от Вас два ответа. Первый – на словах: всё хорошо, в порядке, если имеются какие-то недоразумения, они могут быть постепенно устранены… Изменения могут быть произведены, но разве что потом, на очередном съезде. А потому не о чем говорить, ибо это относится исключительно к компетенции Головы Провода, который сам должен оценивать, что хорошо, а что плохо для ОУН.

Второй ответ красноречивее, яснее и конкретнее. Это конкретные организационные решения и распоряжения… Ими Вы, как Голова Провода Украинских Националистов, закрепляете существующее нездоровое положение… Ваши решения неоднозначны: так должно быть, так будет!.. Вы не хотите уже даже слышать никаких замечаний…»

Отныне и навсегда Бандера отказался даже упоминать расхожий призыв «Вождю слава!», ибо вождя, по его мнению, нет.

По инициативе Бандеры ускорилось формирование военных отрядов ОУН. Ещё в 1939 году был образован Украинский легион полковника Романа Сушко, насчитывающий около 600 бойцов. Будущих «вояков» подвергали спецпроверке, проводимой особой комиссией ОУН. Кроме того, каждый боец проходил медицинский осмотр. Только после этого они допускались на основную учебную базу в Нойгаммере, любезно предоставленную командованием вермахта. При командирах куреней постоянно находились германские наблюдатели. Кстати, своим наименованием – «Нахтигаль» («Соловей») – батальон Шухевича был обязан сентиментальным немецким офицерам, очарованным мелодичными песнями «воякив», маршировавших по плацу. Под этим легкомысленным птичьим именем «соловьи» Шухевича и вошли в историю Второй мировой войны.

«Перед отправкой на фронт, – вспоминал Лопатинский, – курень [12] присягал на верность общей борьбе с большевизмом и за освобождение украинского народа. На присяге присутствовали делегаты Провода ОУН подполковник Мыкола Лебедь и сотник Олекса Гасин. Присягу куреня откладывали со дня на день, потому что, как мы потом выяснили, в первом тексте присяги шла речь о борьбе в рамках немецкой армии за немецкий Рейх. Из-за протеста пана Лебедя… вопрос был передан в Берлин, и сразу после того, как изменился текст… курень принял присягу…»

Полностью оккупировав Польшу, гитлеровцы предложили легионерам продолжить службу в созданной ими «украинской полиции». Тем самым командование вермахта убивало двух зайцев: проверяло боевые качества оуновцев на «теренах» (территории) Польши, рассчитывая на их память о «полонизации», а заодно обкатывало ядро будущей полиции на оккупированной Украине. Для их обучения в Хелме и Перемышле создавались специальные школы. Одновременно абвер занимался подготовкой «национальных кадров» для шпионско-диверсионной работы на советской территории. В особой школе у озера Химзее украинские националисты становились квалифицированными диверсантами, а в военно-тренировочном центре – шпионами-разведчиками.

Руководитель Службы безопасности ОУН Мыкола Лебедь, вовремя подсуетившись, выхлопотал у немцев для своих надобностей горный пансионат «Стамари» в Закопане, в котором организовал курсы для подготовки потенциальных сотрудников службы. По документам курсанты числились спортсменами, готовящимися к ответственным состязаниям.

Лебедя особо ценили немцы. Ещё бы, ведь, даже по словам сотрудников школы в Закопане, он «самим своим видом нагонял страх». Не менее высоко отзывались коллеги и о другом руководителе курсов Мыколе Арсениче (известном под псевдонимами Михайло, Григор, Демьян): «Он не считается ни с какими смягчающими обстоятельствами и не знает других способов влияния или наказания, кроме физического устранения». Курсантам Арсенич преподавал основы разведки и контрразведки, Мирон-Орлик отвечал за идейную подготовку, Маевский-Косар делился секретами конспирации.

Качественный состав курсантов некоторым преподавателям не внушал особого доверия. «В школе было 56 молодых красивых здоровых хлопцев, – рассказывал Данила Шумук. – Все они были хорошо одеты и довольны собой. Я имел возможность приглядеться, кому Организация поручала решать – жить или не жить тем или иным людям. Это были словно нарочно подобранные самые тупые люди. Среди 56 лишь пятеро усваивали материал и понимали, о чём идёт речь, а остальные… Они просто не способны были мыслить».

Кроме постоянно действующих школ и курсов, руководство Службы безопасности регулярно проводило сборы референтов СБ областного и районного уровней с ускоренным изучением курса истории Украины, Польши, Румынии, России, Германии, истории дипломатии (?), общей психологии и психологии масс, логики, основ ораторского искусства. Изучался также опыт спецслужб – от царской охранки до МГБ СССР, их методы работы, проводились практические занятия по работе с информаторами, двойными агентами, инструктажи по ведению агентурных дел, следствия и допросов, составлению отчётов.

Руководители СБ внимательно анализировали опыт партийного строительства, в частности структуру ВКП(б), основы коммунистической идеологии, внутреннюю и внешнюю политику СССР, отношения с другими компартиями и странами-сателлитами, методы дезинформации.

Германский опыт тоже не забывали. Бывали случаи, когда Лебедь намеренно «подставлял» вербовщикам школ абвера своих агентов в качестве потенциальных курсантов. «Засланные казачки», став прилежными слушателями, бесплатно постигали методы работы абвера, изучали оперативную технику, а после выпускных испытаний бесследно исчезали, возвращаясь к выполнению заданий Службы безопасности ОУН.

Первоочередными задачами СБ Бандера определил борьбу за здоровый моральный дух в ОУН, противодействие разведывательно-подрывной деятельности вражеских агентов, исполнение определённых функций судебной власти в борьбе с вредителями, вражескими для украинского народа и Организации элементами, заботу о личной безопасности членов ОУН и охрану их имущества, а также создание собственных постов в чужой и враждебной среде с целью разведки, диверсии и провокации.

Структура Службы безопасности повторяла строение самой Организации. 3–5 членов ОУН составляли звено, несколько звеньев – станицу. Далее следовали подрайоны, районы, повиты (надрайоны-уезды), округа, области, края. Начиная с подрайона сетью ОУН руководил соответствующий Провод, имевший в своём составе референтуру СБ. Руководителю подчинялись боевое подразделение и независимая сеть агентов. Высшие структуры службы состояли из разведывательного и контрразведывательного отделов. Первый, опираясь на агентуру, собирал разнообразную информацию об обстановке в населённых пунктах, дислокации воинских и полицейских частей, их намерениях. Контрразведка внедряла агентов в карательные органы (советские, немецкие, польские), работавшие против ОУН, боролась с вражескими лазутчиками в своих рядах. Боевые подразделения СБ также исполняли функции военной полиции.

После сентября 1939 года националистические организации решили выждать и уйти в глубокое подполье. Нужно было присмотреться к новым, советским порядкам. Руководство Краковского провода приказало активистам не проявлять открытой враждебности к красноармейцам, беречь своих людей, больше заниматься подготовкой боевиков к будущим боевым действиям. Используя разложение польской армии, оуновцы пополняли собственные арсеналы. Любыми путями пытались внедряться в местные органы власти, партийные комитеты. Только в Станиславском районе чекистам удалось выявить 156 членов ОУН, работавших в сельских советах. Хотя, несомненно, под прикрытием борьбы с замаскированными оуновцами можно было расправляться с кем угодно.

Германское руководство требовало от лидеров ОУН большей активности по подготовке вооружённого восстания на западноукраинских землях, которое бы могло стать поводом для вторжения на территорию СССР. Отвечавший за его организацию полковник абвера Эрвин Штольце утверждал, что связь с Бандерой он поддерживал через своего агента Рихарда Ярого.

10 марта 1940 года в Кракове на заседании Провода ОУН был принят следующий план действий: 1) подготовить и в кратчайшие сроки перебросить на территорию УССР руководящие кадры ОУН для создания на Волыни и во Львове штабов по организации вооружённого восстания; 2) в двухмесячный срок изучить территорию, иметь чёткое представление о наличии повстанческих сил, вооружении, снабжении, настроениях населения, наличии и расположении советских войск.

На финансирование подполья Бандера получил от абвера солидную сумму. Но, по сетованию всё того же полковника Штольце, «он попытался её присвоить и перевёл деньги в один из швейцарских банков, откуда они нами были изъяты… Подобный факт имел место и с Андреем Мельником…».

В апреле 1941 года Степан Бандера издаёт формуляр, одобренный Великим сбором ОУН:

«Только полноценная Украинская Самостоятельная Соборная Держава может обеспечить украинскому народу свободную жизнь и полное, всестороннее развитие всех его сил. Только путём революционной борьбы с захватчиками обретёт украинский народ своё государство. ОУН призывает к единению в одном освободительном фронте Украинской Национальной Революции, организует и создает политико-милитаристскую и освободительную силу, способную провести вооружённое восстание, обрести Украинскую Державу и возглавить её.

ОУН считает союзниками Украины все государства, политические группы и силы, которые заинтересованы в разгроме СССР и в создании независимой Украинской Суверенной Соборной Державы».

Ещё через месяц Бандера утвердил программу «Борьба и деятельность ОУН во время войны». Особое внимание он уделил работе с некоренным населением:

«Национальные меньшинства подразделяются на: а) дружественные нам, то есть члены всех порабощённых народов; б) враждебные нам москали, поляки, жиды.

а) имеют одинковые права с украинцами, они могут возвратиться на свою родину; б) уничтожаются в борьбе, кроме тех, кто защищает наш режим…

Следует помнить, что активисты, как главная опора сил НКВД и советской власти на Украине, должны быть при создании нового революционного порядка на Украине обезврежены. Таковыми являются:

москали, посланные на украинские земли для закрепления власти Москвы на Украине;

жиды, индивидуально и как национальная группа;

чужинцы, преимущественно разные азиаты, которыми Москва колонизирует Украину с намерением создания на Украине национальной чересполосицы;

поляки на западноукраинских землях, которые не отказались от мечты о Великой Польше…»

Советские карательные органы избирали иные объекты повышенного внимания. Тотальные репрессии коснулись и семьи Бандеры. Отца арестовали под утро 23 мая 1941 года. На допросах Андрей Михайлович был стоек: «По своим убеждениям я украинский националист, но не шовинист. Единственно правильным государственным устройством для украинцев считаю единую соборную и независимую Украину». Военный трибунал в Киеве вынес ему смертный приговор. 10 июля Бандеру-старшего расстреляли (в приговоре значилось: «…Без конфискации имущества ввиду отсутствия такового»).

Сестёр Степана Марту Марию и Оксану тогда же отправили по этапу в Красноярский край на поселение. В Сибири с места на место их переводили каждые 2–3 месяца вплоть до амнистии, объявленной только в 1953 году. Тогда же им, доставленным в Москву, пообещали свободу в обмен на публичное отречение от своего брата и осуждение его деятельности. Сёстры отказались от «индульгенции» и получили «обратный билет» – в бессрочную ссылку. Через семь лет им выдали паспорта и разрешили уезжать, предупредив: на Украине им места нет, не пропишут. Остались сёстры в Сибири. После смерти Марты Оксана, отбыв почти полувековую ссылку, в 1989 году вернулась в родные края.

Младшую сестру Степана Владимиру, мать пятерых детей, арестовали уже после войны, в 1946 году, отправили в красноярские, затем в казахстанские лагеря, а через десять лет определили на поселение в Караганду…