Я убил Степана Бандеру

Отсюда до вокзала было рукой подать. Вперёд – во Франкфурт! Сташинский сидел в полупустом вагоне, смотрел в окно, не замечая убегающего назад пейзажа. Думал о том, что всё происшедшее с ним сегодня отчего-то совершенно не вызывает в нём каких-либо эмоций, кроме страха и обострённой подозрительности. У Богдана было странное ощущение, что во всём происшедшем он был не участником, а сторонним наблюдателем, как сквозь стекло следившим за развёртыванием событий. «Тем более, – убеждал он себя, – не только же я, но ещё и очень многие оказались вовлечены в соприкосновение с кровью и насилием. Хотя какая там кровь? Не было её и быть не могло». Чисто сработано. Он усмехнулся своей профессиональной лексике. И в то же время осознал: несмотря на весь пережитый ужас, случившееся позволяло видеть себя не только обезумевшим от страха зайцем, настигаемым волками, но в итоге победителем. Живая собака лучше мёртвого льва? Нет. Он заяц, он ощущал себя зайцем. А волк ощущает себя волком. Стоит поверить в себя, и ты уже не трясущаяся жертва, ты сам волк. Факт оставался фактом: он был жив, а этот Попель мёртв [27] .

На следующий день утренним рейсом самолёта «Пан-Америкэн» Сташинский-Будайт вылетел рейсом Франкфурт – Берлин.