Я учусь быть мамой (сборник)

Странно, думаю, а я успеваю, даже мужу помогаю, когда надо, и на сына у меня время находится. Как это? Самой даже любопытно стало. Потом разобралась: да ведь они этим своим хозяйством были совершенно закабалены! Въелась в них с детства привычка к идеальной чистоте, к изысканному столу, ко всем этим чайным церемониям, семейным ритуалам. Если что-то не так, мелочь какая-нибудь: брошенная не на месте книга, не вытертая сегодня пыль, даже хлеб, нарезанный не так, – настроение портится. Это раздражает, выводит из себя. И вот постоянно только чистят, моют, скоблят, варят, жарят без передышки. По-моему, и домашним их это в тягость – как в музее живут: до всего дотронуться страшно. Уж они теперь и сами понимают, что глупо в конце концов так тратить жизнь, но не могут, понимаете, не могут остановиться – в привычку вошло. У меня просто: есть время – стираю, убираю, даже пироги пеку. Если же какое-то дело поважней есть, все хозяйство – в сторону и никаких угрызений совести и переживаний. Освобожусь – сделаю. А нет – никто не осудит: не бездельничаю же я. И нам всем легко в семье. Бывает, конечно, и недовольство: того нет на месте, этого никак не найдешь в самый нужный момент. Поворчишь-поворчишь, да и дело с концом. Или объявляем «всесемейный розыск» и находим…

Такой вот рассказ. Правда, интересно? Собственно, я пришла к тому же: выбирала, что важнее, и делала это в первую очередь. Но всегда испытывала какое-то унизительное недовольство собой: опять не успеваю, не успеваю, не успеваю! А тут повеселела, даже легче стало.

С тех пор сознательно учусь отделять важное от второстепенного. Ошибаюсь, конечно, но науку эту постигаю с удовольствием. А поскольку я домашнему хозяйству с детства подчинена не была, то и стало оно в нашем семейном государстве на свое, подобающее ему место.

Э-э, напрасно обрадуется тот, кто склонен отлынивать от домашних дел, – ничего общего с выбором более важного это не имеет. И кислое выражение лица перед миской с картошкой, которую надо очистить, – признак больших будущих неприятностей.

Проблема быта оказалась очень непростой, и мне пришлось несколько раз пересматривать ее с разных точек зрения. Чтобы потом к ней не возвращаться, продолжим разговор о быте. Он прямо выходит на важнейшую тему – материнство.

Обычно считается, да и я так долгое время думала, что пеленки, кастрюльки, щетки, веники – только помеха в материнском деле. «Мать должна заниматься не питанием, а воспитанием, духовным ростом своих детей: интеллектуальным, нравственным, эстетическим – на этом должны быть сосредоточены ее силы» – так я лет десять назад написала в одной из своих статей.

А теперь говорю домашнему труду спасибо – даже с чувством некоторого стыда за то, что когда-то считала его работой низшего сорта.

Снова вернусь я к той «маленькой маме» из московского дворика (простить себе не могу, что не узнала, как ее зовут!).

Чем я залюбовалась в ней прежде всего еще до того, как она взяла на руки сынишку, до нашего разговора? А тем, как она работала. Она белье вешала – как песню пела. Она наслаждалась, вдыхая запах чистоты и свежести. Радовались ее руки, ощущавшие хорошо отжатую, прохладную ткань, радовались ее глаза, которые скользили – любуясь! – по пестрой, колышущейся на ветру гирлянде всех этих славных детских вещичек, радовалось все ее гибкое, молодое тело – солнцу, ветру, движению и, главное, тому, что рядом сын, что он смотрит на нее. Это для него летали ее руки, и сияли глаза, и веселилось белье на веревке. Проза жизни у меня на глазах превращалась в высокую поэзию одухотворенного человеческого труда. И это видел, этому радовался человечек, который сам еще ничего не умел.

Как утверждает наука, первые впечатления играют огромную роль в жизни человека, в становлении его характера и чаще всего связаны с матерью, с ее движениями, мимикой, прикосновениями и ее… работой. Да, да, с той самой ежедневной домашней работой, которой она занимается на глазах у ребенка. Как она это делает – от этого зависит у малыша эмоциональное восприятие ее действий, ее трудовых усилий, а значит, вырабатывается – подумать только! – отношение к труду со знаком плюс, со знаком минус или безразлично-нулевое.

Когда я до этого додумалась, мне стало не по себе: а что, если именно так и закладывается эта основа основ человеческой личности, ее нравственный стержень?

Но это еще не все. То, что делает мать дома: от стирки и уборки до праздничного пирога, – все это она делает не для себя, а для тех, кто с ней рядом. А значит, в каждом заштопанном носке, в каждом разглаженном платочке – тепло ее рук и сердца. Как-то я умилилась, услышав от рабочего человека:

– А я новые рубахи не люблю, да и из прачечной тоже. Холодные они, чужие. А вот женой штопаные-залатанные – самые мои любимые. Они как-то теплей.

– А как же, – сразу согласилась с ним одна моя знакомая, которой я рассказала об этой мужской прихоти. – Это не прихоть! Я штопаю, глажу, а сама о нем думаю. Передаешь мужу рубашку, а в ней забота, любовь моя… Без этого семья не семья.