Я украду твой голос

Ривун склонился над неподвижным телом, понял, что Вовка не дышит, и сразу успокоился. Проверять пульс ему не требовалось. На таком расстоянии Марк расслышал бы малейшее биение сердца. Всё в порядке, его талант никуда не исчез. Просто мертвые не издают звуков. Это он уже знал.

Перед дверью в квартиру директрисы Марк остановился и произвел совершенно лишний, на его взгляд, ритуал — постучал. В детстве он долго не мог понять, зачем люди предупреждают стуком или звонком, если прекрасно слышны шаги подошедшего к двери. Только позже открылась удивительная тайна: оказывается, возможности его слуха намного превосходят возможности любого другого человека.

По прогибающимся половым доскам прошлепали тапки, дважды щелкнул ключ, и перед Марком предстала испуганная Зоя Ефимовна в короткой ночной рубашке. Женщина обхватила подростка, прижала к мягкому животу и растерянно запричитала: «Пожар, пожар, пожар». Марк представил, что вот так же в рыхлое тело вжималось бледное лицо Маруси Сиротиной с огромными голубыми глазами. А потом жирная ладонь настойчиво опускала ее ниже, к краю рубашки. Только испуганной девочке директриса говорила другие слова, с обещанием конфет и леденцов.

Марк оттолкнул ненавистную директрису. Узко посаженные мутно-серые глаза подростка затуманились, уголки бровей у переносицы поползли вверх, тонкие губы зашипели:

— Сссука, жжжирная сссука…

Женщина разом отпрянула, словно ее оттолкнула мощная волна. Голос подростка становился всё ниже, тяжелее, неразборчивее, только на шее, обезображенной шрамом, размеренно двигался острый кадык, а на лице едва уловимо шевелились губы. Вскоре директриса уже не слышала неприятного слова, но невидимые волны, исходившие от щуплого мальчишки, сделались интенсивней и мучительней. Неясный страх, разбудивший женщину, вновь раскручивал обороты. Ужас становился насыщенным и осязаемым. Он захлестывал, давил и рвал на части.

Она отступила в глубь комнаты, шлепнулась на кровать, подогнула ноги, пытаясь защититься. С дрожащих губ срывался монотонный стон беспомощной женщины. Однако вид похабно развалившейся на перине плоти привел Ривуна в бешенство. Он наседал на директрису и изрыгал ругательство за ругательством. Мальчик хорошо слышал издаваемые им самим звуки, но давно убедился, что больше никто их не слышит. В специально прочитанной книжке это называлось инфразвуком. Но для Марка Ривуна такой границы не существовало. Он не только слышал в инфразвуковом диапазоне, но и мог порождать подобные звуки.

Сейчас Марк очень старался. Он видел, какие мучения производит его голос, и хотел их максимально усилить. Зоя Ефимовна беспомощно отгораживалась от неведомой силы руками и ногами, закрыла глаза и отвернула лицо, но Марк к ней и не думал прикасаться. От невидимых волн, проникавших в сердце и мозг, невозможно было укрыться. Панический ужас сопровождался разрастающейся болью в голове и груди. Женщина обреченно закричала. Естественные колебания внутренних органов и мозга вошли в резонанс с внешним воздействием. Первым не выдержало сердце. Оно остановилось.

Жуткий крик подростка оборвался на самой мощной ноте. Обессиленный Марк рухнул на пол. Острые лопатки вздымали тонкую ткань вылинявшей рубашки. У него не было сил подняться и пошевелиться, но он знал главное. Единственный живой человек в этой комнате — это он, всеми избегаемый и нескладный уродец с кривой шеей.

Через полчаса мальчик поднялся. Не глядя на труп в кровати, он забрал из-под белья в комоде припрятанные деньги и навсегда покинул интернат, в котором провел почти всю свою жизнь.

На рассвете 23 июня 1942 года Марк Ривун вышел из Острогожска в восточном направлении. С запада накатывал гром приближающейся войны, которая уже год двигалась по просторам Советского Союза. Пока ее слышал здесь только Марк.

Через час худого тщедушного паренька подобрала сердобольная баба на телеге с двумя малышами. Она бы наверняка равнодушно проехала мимо, жалея голодную лошадь, но Марк сам попросил ее. К собственному удивлению, женщина не смогла отказать мальчишке с каменным лицом и изуродованной шеей. Для Марка в этом не было ничего необычного. Его способности не ограничивались нагнетанием страха. Когда требовалось, он мог произнести просьбу таким голосом, что каждый охотно стремился ему помочь.

В школе-интернате всеобщий страх рассеялся только с восходом солнца. Воспитатели собрали и пересчитали разбежавшихся детей. Итоги таинственной паники оказались печальными. Трое воспитанников погибли в давке, еще несколько получили серьезные травмы, один пропал. В своей постели умерла многолетний директор интерната, заслуженный учитель, коммунист с дореволюционным стажем Зоя Ефимовна Шехтель. Приехавший врач констатировал разрыв сердца.