Я украл Мону Лизу

– Прошу вас, присаживайтесь, – указал Поджи на свободные стулья. – Вы, кажется, увлекаетесь живописью? – спросил он Леонарди, ступившего в кабинет с некоторой робостью.

– Да. Я декоратор, а еще я немного рисую…

– Тогда вам будет весьма любопытно посмотреть вот этот альбом, – протянул он толстую книгу. – Здесь очень много иллюстраций итальянских художников. Книга выполнена просто великолепно. Только очень прошу вас, будьте осторожны, это весьма редкий экземпляр.

– Буду весьма осторожен, – расчувствовавшись от доверия, произнес Леонарди. – Я понимаю, что это такое.

Джери устроился на свободный стул и принялся с интересом наблюдать за приготовлением приятеля.

Закрыв кабинет на замок, профессор аккуратно развернул картину. И, вооружившись лупой, принялся рассматривать ее лик, сверяя с крупной фотографией «Моны Лизы», лежавшей на столе. По мере того как продолжались исследования, он все более укреплялся в мысли, что перед ним лежит оригинал. Специфические трещины вокруг ее улыбающегося рта, которые чрезвычайно трудно подделать, лишь только укрепляли его уверенность. В центре щек обнаруживалась потертость, столь характерная для оригинала, присутствовали расплывчатые пятна на тыльной стороне ладони.

Леонарди беспристрастно перелистывал книгу, и со стороны выглядело, что он совершенно позабыл о времени и том месте, где находится. Лицо, лишенное эмоциональности, напоминало маску сфинкса, его самообладанию стоило позавидовать.

Достав из ящика стола целую стопку фотографий с увеличениями разных частей тела, профессор принялся рассматривать наиболее сложный фрагмент – глаза «Моны Лизы». Уголок левого глаза имел небольшую ложбинку, закрашенную более темным цветом с огромным количеством мелких трещин, образовавшихся в результате растрескивания краски. В увеличенном виде разрывы напоминали тончайшую сеть, в центре которой находилось крохотное пятнышко перетертой охры, – при богатом воображении его можно было бы принять за паучка. Стараясь не поддаться возбуждению, профессор Поджи взял лупу и принялся через пятидесятикратное увеличение, опасаясь не сбиться со счета, пересчитывать количество поперечных и продольных трещин. Получилось тридцать шесть на сорок четыре. Ровно столько, сколько было на увеличенной фотографии. Причем совпало не только количество трещин, но и плавный изгиб каждой линии. Подделать такое было невозможно или почти невозможно… В противном случае копиист будет обладать талантом не меньшим, чем сам создатель картины. Но такой дар всегда уникальная редкость. На фотографии были видны несколько волосков, оставленных от кисточки, такие же волоски, совпадающие по местоположению, размеру и по толщине, были видны на картине.

Откинувшись на стул, Джиованни Поджи некоторое время пытался прийти в себя. Никогда прежде ему не приходилось выполнять столь ответственную и сложную работу. Видно, нечто подобное ощущает судья, когда ему приходится вопреки общественному мнению выносить непопулярный окончательный вердикт.

Неожиданно Леонарди закрыл книгу. Бережно положил ее на край стола и спросил:

– Так что скажете, господин профессор? Каково же будет ваше решение?

– Смею вас поздравить, Леонарди, это подлинник.

– Разумеется, оригинал, я и не сомневался, – отозвался заметно повеселевший Перуджи. Повернувшись к Джери, отчего-то нахмурившемуся, сказал: – Мне бы хотелось как-то побыстрее решить наш финансовый вопрос… Разумеется, мне очень лестно пребывать в вашей ученой компании и приятно проживать в вашем городе, но поймите меня правильно, господа, мне нужно возвращаться в Париж. Меня там дожидаются срочные дела!

– Вам не придется долго ждать, Леонарди, – живо заверил Джери. – Давайте встретимся с вами завтра в это же самое время в галерее. Я принесу вам деньги, а вы принесите мне картину.

– Решение вполне разумное. А пока я заберу картину.

Длинные ладони профессора лежали на холсте, скрывая лицо женщины. Подушечками пальцев он ощущал шероховатую поверхность красок.

– Знаете, мне очень трудно расставаться с «Моной Лизой», у меня такое чувство, как будто бы я сроднился с ней.

– Я вас вполне понимаю, – посочувствовал Леонарди. – Тогда вы легко можете представить, что творится в душе у меня. Ведь картина была со мной куда более длительное время. Что ж, мне тоже нужно будет как-то привыкать жить без нее, но полагаю, что я получу вполне достойную компенсацию, которая скрасит все эти неудобства.

Завернув картину в красную материю, Леонарди произнес:

– До завтра, господа. Надеюсь, что наша встреча будет еще более приятной.

Через минуту дверь за ним закрылась, и в коридоре послышались поспешно удаляющиеся шаги. Поднявшись из-за стола, профессор Поджи подошел к окну и посмотрел вслед Леонарди, вышедшему из музея. В руках у него, с некоторой долей небрежности, находилась одна из величайших картин мира. Стоя на перекрестке, он создавал помеху для пешеходов, и временами некоторые из них задевали рамку локтями. Профессор Поджи невольно поморщился при мысли о том, что одно из таких прикосновений может причинить картине непоправимый урон.