Я умер вчера

Прислушавшись к себе, Настя обнаружила, что к ней вернулся аппетит, во всяком случае, о еде она думает с нежностью, а не с отвращением, которое испытывала на протяжении последних месяцев. «Ну точно, я моральный урод, – с горечью подумала она. – Вчера на моих глазах убили Димку Захарова, а я о еде думаю. Но с другой стороны, пока этого не случилось, я вообще ни о чем думать не могла, кроме собственных переживаний. Жевала, жевала одну и ту же сопливую жвачку, выстроила мировую трагедию на песке и смотрела эту пьесу целыми днями с утра до ночи. А вчерашняя настоящая трагедия меня будто встряхнула. Я даже благодарна Лешке за то, что он, мягко выражаясь, послал меня. Я это вполне заслужила, так что и не обидно. Ничего, я исправлюсь. Я все поняла. И словно ожила. И голова вроде лучше заработала. А аппетит – что ж, нормальная реакция нормального организма на голод, не более того. Не будем этого стыдиться».

– Настюша, я хотела поговорить с тобой об Уланове. Ты передачу в пятницу видела?

– Конечно, ты же предупредила меня. Извини, я тебе не позвонила, закрутилась.

– Это ты меня извини. Я тоже закрутилась. И как тебе передача?

– Мне понравилось, – осторожно сказала Настя. – Во всяком случае, это не было похоже на все то, что я наблюдала на протяжении последних недель. Уланов сменил тактику?

– Да нет, – засмеялась Татьяна, – это я его немножко обманула. Пока он со мной знакомился, прикидывалась круглой дурой, он и расслабился, глупенький. Во всяком случае, я поняла его метод. Гостя приводят, поят чаем или кофе, лучезарно ему улыбаются, поют на все голоса о том, какой Уланов славный, добрый и как он любит своих экранных собеседников, потом появляется сам лично мистер Уланов и ведет с человеком дружелюбную светскую беседу, нащупывая его слабые места, то есть те темы, при обсуждении которых гость выглядит не самым лучшим образом, если не сказать хуже. А потом именно эти темы и поднимает в прямом эфире. У него в программе гример работает экстра-класса. Я все мучилась, не могла вспомнить, где ее видела, а потом сообразила: в журнале читала очерк о конкурсе визажистов, и там была фотография этой женщины. Она чуть ли не первое место на европейском туре заняла, так что гостя делают невероятно красивым, и это тоже часть спектакля, или, если хочешь, ловушки. Все примитивно и просто, как грабли. Что же касается самого Александра Юрьевича, то могу сказать тебе две вещи. Во-первых, он очень озабочен темой разводов и отношений бывших супругов. И во-вторых, он стоит на пороге больших перемен. Причем перемен приятных. Складывая первое со вторым, можно предположить, что он собирается разводиться и вступать в новый брак с горячо любимой женщиной. У тебя есть какие-нибудь сведения на этот счет?

– Никаких. А почему ты решила, что грядут перемены?

– Он похвалил меня после передачи и поблагодарил. Ты понимаешь? Я-то была уверена, что он разозлится, ан нет, ничего подобного, улыбался по весь рот и ручки целовал. Я ему на глазах у всех зрителей имидж испортила, а ему хоть бы что. Мне показалось, что ему в определенном смысле наплевать, что будет с передачей завтра. Он в ней уже работать не будет. Поэтому черт с ним, с имиджем и ведущего, и самой программы, все равно он Уланову больше не понадобится. Его ждут какие-то более приятные перспективы, и с «Лицом без грима» эти перспективы никак не связаны.

– Понятно, – задумчиво протянула Настя. – Это любопытно. Говоришь, улыбался и ручки целовал?

– Угу. И комплименты говорил.

– Надо же… Мне как-то не довелось увидеть его в хорошем настроении. Со мной он бывал подавленным, злобным, ехидным, а никак не благодушным. Что-то, видно, действительно произошло в его жизни. Только я не пойму, нужно мне в этом копаться или нет. Миша Доценко в среде телевизионщиков землю роет, но к причинам убийства Андреева и Бондаренко так и не подобрался. Может, зря я так вцепилась в этого Уланова? Конечно, он мне жутко неприятен, но это же не повод, чтобы подозревать его во всех смертных грехах.

Татьяна ничего не ответила, молча вертя в руках веточку петрушки и откусывая от нее по одному листочку. В квартире царила блаженная тишина, они были одни, не слышно было ни звонкого щебетания Ирочки, ни громкого голоса Стасова. Настя на мгновение отвлеклась от всего и с наслаждением погрузилась в эту мягкую тишину, наполненную домашними уютными запахами.

– Настюша, я могу вступить с тобой в преступный сговор? – неожиданно спросила Татьяна.

– В преступный? Можешь. Вступай.

– По твоим разработкам Уланов нигде не пересекался с некой гражданкой Лутовой Валентиной Петровной?

Настя наморщила лоб, вспоминая имена и фамилии людей, хотя бы раз мелькнувших в деле об убийстве сотрудников телевидения.

– Не помню такой, – наконец сказала она. – Она тебе нужна?

– Нужна. Помнишь убийство колдуньи Инессы?

– Помню, оно по сводке проходило. Но мы им не занимаемся.

– Я знаю, – кивнула Татьяна, – оно по округу проходит. Как раз по моему.

– Да что ты? – удивилась Настя. – И как тебе работается с колдовским материалом? Намучилась?