– Я могу тебе сказать только одно: Готовчиц лжет. Я еще не знаю точно, в чем именно, но какую-то неправду он нам пытался всучить. Колобок разрешил мне покопаться в этом, но пока успехов никаких. Если что надумаю, поделюсь с тобой.
– А как насчет взлома? Ты тоже считаешь, что он не имеет отношения к убийству Юлии?
Настя поставила локти на стол и обхватила голову руками. Почему такие простые и привычные слова вдруг стали для нее мучительно сложными? Сказать: «Да, я тоже так считаю», или: «Нет, я так не думаю»? Она ничего не считает и ничего не думает, она ни в чем не может быть уверена, потому что весь мир в последние месяцы стал каким-то ирреальным, неправдоподобным, неправильным. Она теперь постоянно сомневается, сомневается во всем, даже в самых простых вещах, и она совершенно утратила способность принимать решения. Превратилась в безвольную амебу, тупо выполняющую приказы, производящую минимально необходимые действия, не имеющую собственного мнения и мечтающую только об одном: остаться в одиночестве и тишине. Наверное, она больна. Ей нужно лечиться, а не изображать из себя великого сыщика. Тоже мне, мисс Марпл в молодые годы.
– Я не знаю, Игорь, – медленно сказала она. – Я ничего точно не знаю. Может быть, прав Гмыря, а ты ошибаешься и напрасно его подозреваешь. Может быть, прав ты, а Гмыря – предатель. Все может быть. Ни одну возможность исключать нельзя.
– Да, Каменская, – разочарованно протянул Игорь, – зря я на тебя понадеялся. Не годишься ты в советчики в острых ситуациях.
– Значит, не гожусь. Ты уж извини, что не оправдала твоих надежд.
– И ты извини, что отнял твое драгоценное время, – усмехнулся он.
Ей почудился сарказм в его голосе, но не было ни сил, ни желания разбираться в этом. Недавно Колобок заметил, что она сдала, стала хуже работать, а сегодня и Лесников это увидел. Но она же старается! Она изо всех сил старается делать свою работу хорошо, а у нее ничего не выходит. Пропал азарт, притупилось чутье, ушел интерес. Единственное, что еще у нее осталось, так это безусловная преданность делу. Но на одной преданности далеко не уедешь, даже самый мощный двигатель не заведется, если искры нет. А искры-то как раз и нет.
Она вышла из ворот и пошла по Петровке в сторону метро, когда услышала совсем рядом знакомый голос:
– Тетя Настя!
Обернувшись, Настя увидела невысокого ладного паренька в форме рядового милиции. Короткая курточка обтягивала налитые плечи и была явно мала на целый размер.
– Привет, – удивленно откликнулась она. – Ты здесь какими судьбами?
– А я вас встречаю.
– Да ну? Зачем?
В первый момент она испугалась, не случилось ли чего-нибудь с отцом паренька, генералом Заточным, но Максим весело улыбался.
– Отец просил вас найти. Он днем не смог вам дозвониться, а сейчас он уже в самолете летит. Прилетает поздно ночью, и ему будет неудобно вам звонить.
– И что хотел твой отец?
– Как всегда, назначает вам свидание рано утром в Измайловском парке.
– И больше ничего? – с подозрением спросила Настя. – Завтра ведь не воскресенье, а только четверг.
– Не знаю, тетя Настя, – пожал плечами Максим. – Он просил вам передать – я передаю.
– Ты мог бы домой мне позвонить, – заметила она. – Рискованно было караулить меня здесь, я могла оказаться совсем в другом месте. Ты же знаешь нашу милицейскую жизнь.
Максим беззаботно махнул рукой.
– У меня выхода не было. Отец мне ваш номер продиктовал по телефону, а у меня ручки под рукой не оказалось, я понадеялся, что запомню, а когда стал потом записывать, понял, что забыл.