Я умер вчера

– Поговорить можно и на улице. Я слишком хорошо знаю, как это бывает, когда муж ссорится с женой и уходит, а потом возвращается и обнаруживает в своей квартире постороннего мужчину. В этой ситуации не помогает ничего, кто бы этим мужчиной ни был: родственник, сотрудник, сосед, друг детства. Сам через это проходил, поэтому знаю точно. Не родился еще тот мужик, который в подобной ситуации не подумал бы: «Шлюха! Только я за порог, она уже привела. Небось жалуется на меня, сочувствия ищет. Может, даже специально ссору спровоцировала, чтобы меня выпроводить». Короче, Ася, если есть хотя бы малейший шанс, что твой профессор вернется, я ухожу. Давай поедем куда-нибудь, ну хотя бы в Сокольники, погуляем и поговорим.

– Он не вернется, – тихо сказала Настя. – И я больше не хочу это обсуждать. Просто поверь мне: он не вернется.

– Что, так серьезно? – сочувственно спросил Дима.

– Я же сказала: не обсуждается, – сердито повторила Настя. – Пошли на кухню, я чайник поставлю.

Ей было неприятно, что пришлось сказать Димке о ссоре с мужем, но разговор как-то так повернулся, что и не сказать нельзя было, чтобы не соврать. Можно было наплести что-нибудь насчет командировки, но Настя твердо знала, что даже самая невинная ложь может поставить человека в ужасно неловкое положение. Например, позвонит сейчас кто-нибудь Алексею, и придется в присутствии Захарова отвечать, что он в Жуковском. Или еще какая-нибудь неожиданность случится, например, явятся мама с отчимом. Такое за ними водилось, хотя и редко. Но ведь все, что случается редко и потому не принимается во внимание, имеет обыкновение происходить в самый неподходящий момент.

– Стало быть, ты у нас соломенная вдова, – заключил Дмитрий, оглядываясь на кухне и устраиваясь поудобнее за столом. – И часто у вас такое случается?

– В первый раз, – вздохнула Настя. – Дима, я же просила это не обсуждать.

– Ну, Настасья, с тобой тяжело. Куда ни ткни, о чем ни спроси – обязательно попадешь в перечень тем, закрытых для обсуждения. Про мужа нельзя, про наше романтическое прошлое нельзя, про секс нельзя. А про что можно?

– Про Юлию Николаевну, – улыбнулась она. – Про нее можно что угодно и двадцать четыре часа в сутки.

– Ладно, давай про Юлию. Я пошустрил немного в «Гранте», и один парень там мне очень не нравится.

– Кто именно?

– В том-то и дело. Как пел небезызвестный Герман в «Пиковой даме», я имени его не знаю.

– Так в чем проблема? Узнай.

– Ася, не все так просто. Я и так слишком упорно мелькаю в этом агентстве, хотя делать мне там совершенно нечего. Если я прав и этот паренек понял, что я туда нос сую по его душу, то больше мне там появляться нельзя. Ну что я тебе объясняю очевидные вещи, любой опер нутром чувствует, когда из разрабатываемого коллектива пора уносить ноги. Чувствует, и все. Короче, ситуация такова: я хочу сегодня показать тебе этого парня издалека, и дальше ты его работай своими средствами. А я уйду в сторону, иначе будет только хуже.

– Хорошо, – согласилась Настя, – покажи. А чем он тебе так не понравился?

– Я его застукал совершенно случайно, когда он рылся в картотеке директора. Доступ к картотеке имеет только Пашка, да ты его помнишь, наверное, мы же с тобой у него были. Такой противный блондинчик.

– Помню, – кивнула она, разливая кофе в чашки.

– Пашка мне показывал картотеку и говорил, что там хранятся сведения обо всех заключенных агентством договорах. Но поскольку сам принцип работы – это строгая конфиденциальность, то каждый конкретный сотрудник «Гранта» знает только о тех заказах, по которым работает. Сплетни всякого рода запрещены, я имею в виду обсуждение чужих дел. Доступ к картотеке имеет только Паша, больше ни у кого ключа нет. А кабинет свой он не особо запирает, там все секреты только в железном шкафу, где картотека, а все остальное открыто для всеобщего обозрения. Если, например, он в течение дня куда-то отлучается, то никогда дверь не закрывает. И даже разрешает пользоваться кабинетом в свое отсутствие, если нужно принять клиента, а во всех помещениях кто-нибудь да находится. Короче, приехал я вчера, без всякого повода приехал и даже без предупреждения, вроде как мимо проезжал и вроде как в прошлый раз оставил у Паши на столе зажигалку. Прохожу к директору в кабинет, стараясь не привлекать к себе внимания, тихонько открываю дверь и вижу прелестную картину из цикла «Не ждали». Парень перепугался насмерть, побелел, ну а я, как большой актер всех драматических и академических театров, смущенно извиняюсь, лепечу про зажигалку, быстро нахожу ее на столе и тут же ретируюсь, чтобы не спугнуть его. Мне пришлось притвориться, что в его присутствии рядом с открытой картотекой я не вижу ничего особенного. Поэтому я не мог ни спросить у других сотрудников его имя, ни остаться, чтобы подождать Пашу. Его нельзя было пугать, понимаешь? И если я в обозримое время снова появлюсь в агентстве, он задергается из страха, что я покажу на него Пашке и спрошу, какого черта он делал с картотекой.

– Ясно.