Я – Уоми

- Ты знаешь, милый, когда Ойху меня мучил, резал мне пальцы на ногах, я больше всего боялась, что они не отрастут, и ты не сможешь их целовать… Тебе же так это нравится! Иногда я даже не чувствовала боли из-за этого страха… Я, конечно, помнила о биоблокаде, но ведь человек не всегда властен над своими мыслями. А на следующий день, когда я убедилась, что все восстановилось, и он стал жечь меня огнем,  стало намного легче, хотя в действительности это было гораздо больнее. И еще я ужасно боялась, что он мне выколет или выжжет глаза, и я тебя не увижу!

- Бедная моя Катюша, каково же тебе было все это вынести! Это страшно!

- Нет, милый! Я иногда даже вспоминаю об этом с удовольствием. Я думала там только о тебе, и о том, что ради тебя я должна все вытерпеть. И я вытерпела, и я горжусь тем, что тебе не нужно стыдиться меня.

- А я горжусь тобой! Ни один мужчина на твоем месте не смог бы вынести такое!

Наконец, когда мы прижались друг к другу, я почувствовал, что Кунья отдается мне с небывалой прежде страстью. Мы с ней катались по пахучей траве, выстилающей шалаш, ее ноги охватывали мои бедра, губы впивались в мою шею и грудь. Когда все закончилось, и мы, немного усталые, лежали рядом, я погладил ее по животу, а когда рука спустилась чуть ниже, и она, как обычно, сладко вздрогнула, прижимаясь ко мне, я сказал:

- Катюша, как хорошо, что мы снова вместе, правда?

- Правда, любимый! Мы никогда не должны расставаться! Ну-ка, покажи мне еще раз, что это не сон! – и она уселась на меня верхом, опять покрывая мое лицо и грудь поцелуями.

* * *

Мы уснули только под утро, после множества доказательств, что это не сон. И носик Куньи опять уткнулся мне подмышку, и ее нога лежала у меня на животе, и я был счастлив, как никогда, ведь мы не были вместе целых четыре дня…

На следующий день была свадьба Тэкту и Виты, они сидели, обнявшись,  и целовались на глазах у всех, и никого это не смущало.

Ходжа сидел рядом со своей Ханной, она играла на лютне и пела, у нее был очень красивый голос, нежный, и, в то же время звонкий, а он подпевал и обнимал ее, и, кажется, они тоже были совершенно счастливы.

И тогда мне пришло в голову кое-что еще. Я вышел на середину, достал из воздуха семиструнную гитару (я, как выучил на ней несколько аккордов, боев и переборов, так и не переучился на шестиструнку), и запел:

Покроется небо пылинками звезд,

И выгнутся ветви упруго.

Тебя я услышу за тысячу верст,

Мы эхо, мы эхо,

Мы долгое эхо друг друга…

Кунья, стоявшая рядом, обняла меня сзади, прижалась ко мне всем телом и потерлась головой о мое плечо.

И мне до тебя, где бы ты ни была,

Дотронуться сердцем не трудно.

Опять нас любовь за собой позвала,

Мы нежность, мы нежность,

Мы вечная нежность друг друга…

Как только я запел и зазвенела гитара, вокруг смолкли шум и разговоры, все смотрели на меня широко раскрытыми глазами, а уж слушали как!.. В этом мире, где не знали иного музыкального инструмента, кроме бубна, как у Ходжи, или чего-то похожего на лютню, как у Ханны, звучание гитары было чем-то необычайным, ее никто еще не знал и не слышал. И пусть я давно не играл, не очень четко брал аккорды, грешил с боем и переборами, но для людей, что меня слушали, это была сказочная музыка, они слышали такое впервые в жизни.

 И даже в краю наползающей тьмы,

 За гранью смертельного круга,

 Я знаю, с тобой не расстанемся мы…

 Мы память, мы память

 Мы звездная память друг друга…

Мы эхо, мы эхо,

Мы нежность, мы нежность,

Мы память, мы память,

Мы звездная память друг друга…

Песня смолкла, отзвучала гитара, а все сидели, не шевелясь. Мужчины боялись вздохнуть, а у многих женщин блестели на глазах слезы. Несколько смущенный таким приемом, я подошел к Ханне и Ходже, поклонившись, протянул Ханне гитару, и она взяла ее в руки, как берут сверкающий драгоценный камень.

- Вот. Теперь это твое, – сказал я, и поспешно отошел.

Обняв Кунью, у которой текли слезы по щекам, я повел ее прочь, к берегу озера. Придя на берег, я сел на траву, а Кунья села рядом и положила голову мне на колени, и так мы сидели долго, не говоря ни слова, и я гладил ее волосы, и чувствовал слезы на ее щеках.

Наконец, она глубоко вздохнула, обняла меня, поцеловала в губы, и сказала:

- Любимый, почему ты никогда не пел раньше? Во мне все перевернулось… Ты сказал в этой песне все, что было у меня на сердце… что было у всех… Это невероятно! Это сказочно! Я не знаю, что сказать еще… Откуда у тебя эта песня?

- Ну, что ты, Катенька, я пою очень плохо, а играю на гитаре еще хуже. Наверное, поэтому мне это раньше не приходило в голову. Я думаю, что Ханна скоро научится играть гораздо лучше меня… А песня… Она из моего прежнего мира. Женщине, которая ее пела, досталась нелегкая судьба…

* * *