– Они говорят странные вещи, иногда их трудно понять, – Архип горстью почесал себя по макушке, – но надо уметь слушать! Они знают все! Они такие древние, что Слизень… – Архип захихикал, – Слизень младенец по сравнению с ними! Мелкий, ничтожный, глупый, обгадившийся младенец!
Неуверенное хихиканье утопленника переросло в оглушительный смех, заглушивший громыхание грейдера. Я понял, что еще никогда он не мог так открыто смеяться над своим хозяином. Потому что никому никогда не верил. Потому что всякий в этом гадюшнике боялся и старался угодить Слизню. Но после всего, что произошло, мы могли доверять друг другу.
Сфинксы… Это те, что стоят на Университетской набережной. И они разговаривают? Бред какой-то. «Подожди, – сказал я себе, – если сфинксы не разговаривают с живыми, это не значит, что они не общаются с мертвыми! В любом случае можно попробовать. Я спрошу их, что мне делать… Они древние, значит, могут знать больше, чем знают Водяной или Леший». Новая надежда затеплилась во мне.
– Сфинксы что-то говорили обо мне?
– Они сказали, что я должен спасти того, кто после спасет меня. У меня нет друзей, кого бы я хотел спасти, – Архип взглянул прежним, колючим взором, – и никогда не было. И мне никого не приходилось спасать до вчерашнего суда. Только там я понял, кого должен спасти! Все так и произошло! Сфинксы сказали правду! Я спас тебя, а ты – меня! Ха-ха-ха!
Я подождал, пока он отсмеется:
– Я тоже хочу спросить их… кое о чем.
Архип кивнул:
– Спрашивай, но так, чтобы никто этого не видел! Чтобы никто за тобой не следил! Понял? Иначе Слизень убьет тебя.
Я кивнул. Что уж тут непонятного. Хотя…
– Погоди. Анфиса была одна, когда…
– Одна, – быстро сказал Архип. – А что?
– А может, это Слизень приказал убить тебя, а она лишь выполняла?
Утопленник замер.
– Да за что? Ничего я такого не делал, она сама… – Он осекся. – Не за что Слизню меня убивать! Я всегда поступал по его воле… Нет, так он не мог! Он притащил бы на суд и сам убил. Он любит убивать.
Я вспомнил суд Водяного, как он рвал тело Дарьи… Да, он любит убивать. Значит, Анфиса. Мне стало страшно. Если она способна на такое… Русалка любила меня, и эта любовь была моей защитой. А если разлюбит? Кстати, от любви до ненависти… А как может ненавидеть русалка, я только что убедился. За что же она его так невзлюбила?
Я прошептал последнюю фразу вслух. И опешил, услышав ответ:
– За тебя. Когда уходила, сказала, что зря я, дурак старый, тебя от нее отваживаю! Все равно ты будешь ее!
– Так вот, теперь она думает, что убила меня, – продолжил старик. – Пусть так и думает, ничего ни ей, ни кому-нибудь еще не говори! Я отсюда уйду, поселюсь в другом месте, знаю одно – там никто не найдет. А потом мы с тобой ее прищучим! Одному мне не справиться, а вместе! Я тебя многому научу, Андрей, заклятьям старым, проверенным…
Вот еще не хватало! Анфиса хоть и гадина, но убивать… Правда, она и так мертва, так что греха здесь нет. Или есть? В любом случае я не собираюсь этого делать.
– Если мы убьем ее, Слизень убьет нас! – сказал я, чтобы отделаться от жаждущего отомстить утопленника. Эту карту Архипу не побить.
– Не убьет! – засмеялся Архип. – Мы ему свеженькую утопленницу предоставим, он и смилуется! Шибко любит он молоденьких, ох и любит!
– Как же ты предоставишь? Ты что, знаешь, кто где топиться будет?
– Нет, не знаю. Ведь ты еще видимый, по земле ходишь, так возьми, девчонку какую-нибудь в воду и замани.
– Чего ж ты сам не заманиваешь? Обернись добрым молодцем, – съязвил я, но Архип не понял насмешки:
– На суше мы слабы. Чем дольше в воде живем, тем больше слабеем. Ни я, ни Анфиса не можем долго на суше быть. Без воды мы быстро умираем. Ты – другое дело. Ты можешь. Тебе это легче легкого будет. А я ей ноги скручу да на дно утащу…
«Одну убей, другую убей. Ну и сволочь Архип!»
– Не хочу я никого убивать, понял!
– Тогда она убьет тебя или тех, кого ты любишь. Ты Анфису не знаешь!
Ты ошибаешься: знаю. И не хочу быть похожим на эту тварь.
Шум стихал. Грейдер медленно удалялся, оставляя за собой исковерканное, но очищенное от мусора и водорослей дно.
– Я расскажу тебе, какой она была, – изменившимся голосом произнес Архип. – Любил я ее, Андрей, больше жизни любил. А сейчас ненавижу. Все еще люблю и ненавижу. Все простил ей, и то, что под воду утащила, и то, какой была… Больше не прощу!