И тут я поняла, что у бабули с памятью совсем беда. Вот неудача-то. Придется снова начинать поиски комнаты, а пока делить жилплощадь с неверным изменником Тохой.
– Да насчет комнаты… хотя неважно…
Я уже развернулась, чтобы уйти, но тут она всплеснула руками, шлёпнула ладонью по лбу и засмеялась:
– Ах, по поводу дома… что ж ты молчишь-то? Я-то про котика подумала. У меня объявлений знаешь сколько?
Она посторонилась и рукой указала на дверь:
– Проходи, сейчас как раз чай вскипит, будем пироги есть.
Я с радостью, которую и не думала скрывать, проскользнула в дом.
Внутри оказалось очень уютно и действительно умопомрачительно пахло пирогами. Меня теперь даже если пинками выталкивать-не уйду, пока не съем. Не знаю как у других, но я с похмелья есть хочу, словно меня неделю голодом морили.
– Садись, вон у окошка стул добротный. Ты на другой-то не садись, он шатается. Того и гляди развалится. Дед-то жив был, мигом чинил, а теперь уж как восемь годков его нет, некому подлатать.
Я примостилась за столом, пока бабушка рассказывала про свою жизнь. Да уж… доверчивости ее можно только позавидовать. А ну как я и впрямь мошенницей оказалась бы? Ей ведь одной ну никак нельзя, обманут, если уже не…
– Тебя как звать-то, милая?
– Лизой… Лизой Громовой.
– Лизаветой значит. А я Марья Никитична Круглова.
– Очень приятно. Ой, давайте я вам помогу, – бросилась я на подмогу, когда она разлила чай прямо на стол.
– Что-то совсем руки не держат…– бабушка вздохнула и кивнула мне, – Ну помоги, что уж теперь. Хотя, где это видано, чтобы гостья сама чай наливала?! Однако плохи мои дела.
Я разлила чай по кружкам, и мы сели за стол. Марья Никитична уже достала пироги из старенькой духовки, хотя до этого я была уверена, что пекла она их в печи, которую приметила еще с порога.
Бабуля заметила мой взгляд и усмехнулась:
– В печи-то я давно не пеку. Старая она, почистить некому. Раньше-то Круглов чистил, а как помер… Круглов – это муж мой покойный, царствие ему небесное, Василь Степаныч. Это мне дочка плиту покупала, покуда еще тут жила. А потом укатила с дураком своим черт знает куда и ни слуху ни духу.
– И что же, совсем не приезжает? – решила я поддержать беседу, пока бабушка нарезала пирог. Аромат по кухне шел такой, что у меня слюни чуть ли не на стол текли. Рыжий кот терся тут же, ожидая своей порции.
– Дак нет же, звонит раз в полгода. Но это разве то?
Марья Никитична посмотрела на меня так безнадежно, что у меня сердце защемило.
– Ладно, разберусь сама. Негоже гостью проблемами своими…эх…
– А что же к вам из соцзащиты никто не ходит?
– А… это я к ним никак не дойду. Ноги не несут. Там же надо что-то просить, оформлять, а я не люблю это все. Я сама как-нибудь кручусь. Такие дела, милая. Да ты кушай, остынет же.
У меня, если честно, кусок в горло не лез несмотря на то, что еще пять минут назад я готова была съесть хоть слона.
– Ну как тебе дом-то? Нравится? Иль дорого? Так я снижу цену-то.
Бабушка так на меня смотрела, что я, даже если бы он мне и правда не понравился, все равно уже отказаться не смогла бы.
– Конечно, нравится. Не надо снижать, куда уж меньше?!
Марья Никитична радостно улыбнулась:
– Ну и славно. Сейчас комнату тебе покажу твою. Пользуйся, не стесняйся. И кухня, и веранда – все в твоем распоряжении. Я тебя если не хочешь, лишний раз беспокоить не буду. Ну вроде как меня тут и нет вовсе.
– Да что, мне в радость будет общение. Даже не думайте из-за меня…
Марья Никитична замахала руками.
– Я ж понимаю, ну зачем вам молодым со стариками-то общаться?
Сердце у меня разрывалось от её слов. Жалко старушку до ужаса – дочь бросила, службам всяким и дела нет, а она тут одна как может крутится. И думает, что все люди такие. Всем дела нет до одного человека. Ну уж нет-дудки.
– Ну вот что, Марья Никитична. Я останусь, но у меня условие есть.
Бабушка на секунду замешкалась, в глазах появился страх. Страх снова остаться одной в этом доме.
– И какое?
– Мы с вами каждый день будем чай по утрам пить, а потом, когда я домой буду приходить – обедать будем и разговаривать. -Договорились? – твердо сказала я и строго так на нее посмотрела.
Старушка смахнула рукавом тут же набежавшие на глаза слезу и кивнула.
– Ну тогда мы сейчас чай допьем, и я за вещами поеду.
Я уже обувалась, когда Марья Никитична подошла ко мне и смеясь, сказала:
– А ты ведь небось подумала, что я грубиянка и из ума вышедшая старуха?
Я недоуменно на нее покосилась.
– Нет, с чего вы взяли?
– Ну как же… ты же мне три раза звонила. А я на тебя и Сталина натравливала, и расстрелять грозилась.
– Ну было такое, – улыбнулась я.
– Это я так дурных людей отбраковываю. Чтоб испугались и отвязались. Жизнь-то нынче вон какая.
Я не стала расстраивать старушку, что так она скорее их привлекает. Увидят, что бабушка не в адеквате, и обманут. Потом как-нибудь обязательно проведу с ней мастер-класс по общению с аферистами, а сейчас нужно ехать за пожитками.
2
Ну вот, кажется, жизнь потихоньку налаживается и это не может не радовать.