Он едва дождался ночи. Долгий вечер тянулся бесконечной патокой, растекаясь по оконному стеклу. Мальчик выглядывал во двор и беспокоился, что темнота никак не наступает. Казалось, все рассматривают через окна, выходящие во двор, вросшую в пыль беседку. И все обязательно увидят, как он пробирается туда. И будут смеяться над ним. Над ним, спрятавшимся там с этой неприятной толстухой. Он даже слышал хор голосов, издевательски гогочущий ему в спину.
К десяти ночь рухнула на город. Рухнула неожиданно быстро. Как это бывает на юге. Иссиня-черное небо окутало тайной и двор, и беседку. Рассмотреть уже что-то стало невозможно. Тусклые лампочки, болтающиеся на скрюченном шнуре над подъездами, не могли осветить ничего, кроме входа. Большой неоновый фонарь, торчащий посреди двора, давно перегорел. И двор погрузился в непролазный мрак. Молодой месяц тонким серпом, едва зацепившись в самом уголке небосвода за тучку, не излучал света. Волнение забило тревогу. Что-то учащенно застучало внутри, распирая ребра.
Мальчик не видел, выходила ли девочка из подъезда. Не знал, придет ли она. Ровно без пяти десять вышел из квартиры и быстрыми шагами прошел в беседку. Едва ступив на сломанную доску порожка, он не увидел, а скорее почувствовал, что девочка там. Сначала он не различал ни малейшего движения, ни крошечной черточки ее тела. Но сразу услышал запах. Запах, наполнивший собой все вокруг и приглушивший остальные запахи ночи. От предвкушения удовольствия сердце встрепенулось, черкнув по нутру тонкими крылышками.
Девочка сидела, повернув голову в его сторону. Его глаза привыкли к темноте, и он смог увидеть ее очертания. Она сидела на вбитой в стенку скамейке, свесив ноги в резиновых сланцах. Ноги не доставали пола, и она болтала ими. Один сланец слетел, но она даже не шелохнулась, чтобы его надеть снова. Толстые пальцы рук, сцепившись замком, мирно лежали на круглом животе.
На ней был ситцевый сарафанчик в широкую яркую полоску. Очень короткий. Юбочка задралась, оголив колени. Он присел рядом и немного боком. Дыхание участилось… казалось, он не может с ним справиться. Он задыхался, будто только что гнался за ней. Как тогда. Много лет назад.
Некоторое время они сидели в полной тишине, не глядя друг на друга. Наконец, так и не взглянув на нее, он взял ее ладошку и протянул к своему лицу. Девочка не сопротивлялась. Ее ладонь была прежней. Такой же пухлой, напоминающей подушечку, потной, липкой и. благоухающей. Притягивающей и парализующей. Он вдыхал ее запах и чувствовал, как сознание отключается.
Чуть повернувшись к ней, другой рукой он стал гладить ее коленки. Не отдавая отчета, просто елозил по телу. Сначала почувствовал теплую гладь кожи. потом ощутил ткань платья. Она молчала. Осмелев, он сунул руку под ткань, и пальцы ткнулись в дрожащее желе ее живота. Голова кружилась все сильнее, и все сильнее он проваливался в фиолетовую пропасть. Пропасть блаженства. Пропасть катания сознания на качелях-лодочках.
— Откуда? Почему? — едва слышно проговорил он.
— Что… откуда? — отозвалась она.
— Откуда этот запах?
Девочка не ответила. Только слегка столкнула его со скамейки, придерживая рукой за плечи… Он послушно соскользнул на пол, встав на колени перед ней. Она широко раздвинула ноги. И без того короткая юбочка сарафана высоко задралась. Хотя в темной беседке трудно было что-то рассмотреть, он увидел белую массу ее тела. Девочка, томно застонав, еще сильнее развела бедра в стороны и своей рукой мягко, но настойчиво придавила его голову, приблизив к себе.
Он забыл о том, что стоит на грязном полу заплеванной беседки. Забыл, что перед ним толстая девочка в застиранном сарафане. Что из ее рта пахнет смесью клубничной жвачки и чеснока, съеденного на ужин. И совсем рядом болтается ее босая нога. Он забыл обо всем этом. И без сопротивления уткнулся в мягкое лоно, источающее запах… Сладкий. Или горький. Вернее приторносладкий. Приторный до горечи. Запах полыни. Летней ночи. Коньяка. Раздавленного таракана. Тот запах, который сводит с ума и выворачивает нутро.
Он почувствовал щекочущее касание жестких волосков между ее ног. Его окутало теплой волной. казалось, вот-вот он оторвется от земли, настолько легким стало его тело. Запах окружал его и качал, как младенца в люльке. Он боялся шевельнуться, прижавшись закрытыми глазами к жесткой щетке волосков на ее лобке. Боялся спугнуть ее. Боялся неловким движением или даже громким дыханием остановить наваждение. Но она вдруг просунула одну руку между его лицом и своим телом, другой вцепилась в его волосы на макушке и отвела его голову чуть назад. Сначала он не понял, что происходит. Даже не успел ни о чем подумать. Только едва различимо в темноте и отсветах вышедшего из-за тучки месяца. он наблюдал, как она стала расправлять волоски и раздвигать пухлые губы под ними.
«Почти как когда рот открывается.» — успел подумать он, увидев темную бездну.