Я в степени n

– Это все очень естественно, Виктор. Кто-то видит туннели с белым светом в конце и умершими родственниками, умоляющими человека вернуться к жизни, кто-то ангелов или демонов с тем же предложением… От самоидентификации все зависит и от принадлежности к той или иной культурной традиции. Вы – человек прогрессивный, интеллигентный – увидели вот такое. Умирая, организм мобилизует последние ресурсы и уговаривает себя жить. Любым способом, но жить. Вы таким способом себя уговорили. Никакого чуда, к сожалению, голая физиология. И потом, вы были в коме. Скорее всего, вам эта история привиделась уже здесь, в больнице. Кома – состояние малоизученное, но одно наука про него может сказать точно: сознание в этом состоянии почти угасает, и человеком правят подсознание, задавленные инстинкты, загнанные глубоко внутрь проблемы и страхи. К тому же, как я знаю, вы писатель, вот и облекли мучающие вас вопросы в такую, так сказать, литературную форму. Ничего страшного, главное, не относиться к этому слишком серьезно.

Выслушав врача, я улыбнулся. Вот и ладно, вот и слава богу! Что я, в самом деле, как девочка истеричная, во всякий бред верю. Просто очень хотелось жить. Прав доктор, уговорил я себя таким образом. Ну и отлично, что уговорил.

Я поблагодарил психиатра и заверил его, что во всем с ним согласен. Напрягшаяся было Анька, присутствующая при разговоре, облегченно вздохнула и успокоилась.

* * *

После выхода из больницы мне захотелось найти моих спасителей-водолазов. Все-таки не каждый день мне жизнь спасают. Найду и сделаю им что-нибудь хорошее, поляну хотя бы накрою или денег дам. Я нашел. Героические водолазы от денег гордо отказались, а поляну в пафосном кабаке приняли с радостью. В полном соответствии с моими представлениями об их мужественной профессии они были совсем не дураки выпить. И вообще, оказались отличными ребятами. Мы весело отжигали всю ночь, и уже под утро один из них, пьяный в стельку, повис на мне и стал признаваться в любви.

– Крепкий ты мужик, Витя! – говорил он заплетающимся языком. – Пять минут без кислорода, а бухаешь, как морской пехотинец. Уважаю. Я сразу понял, что ты наш человек: только мы тебя откачали, врачей ждем, а ты такие матерные тирады начал заворачивать в бреду – прям как водолаз настоящий. И водилу с чекистом каких-то всё поминал, вроде братья они тебе и жалко тебе их очень. Я еще подумал: во даёт мужик, сам чуть концы не отдал, а о братьях помнит.

Несмотря на изрядное количество выпитого алкоголя, я мгновенно протрезвел. Так, значит, правда!.. Правда! Все это было! Не в коме мне привиделось, я действительно находился на том свете…

На следующий день с самого утра я в чрезвычайно возбужденном состоянии побежал в больницу, нашел мудрого психиатра и прямо с порога, обдавая его парами вчерашнего перегара, объявил, что он ошибался: не кома это, водолаз подтвердил, могу привести, если не верит…

– А кто вам сказал, Виктор, что вы не впали в кому еще под водой? – спросил он меня строго. – Такое бывает, и речевая активность у больных поначалу может сохраняться. И вообще, советую вам поменьше об этом думать. Ну, было и было, и прошло. Дальше нужно жить. Зацикливаться на чем-либо в принципе вредно.

«Действительно, чего это я завелся?» – подумал я и в очередной раз согласился с психиатром. И стал жить дальше.

* * *

Жизнь шла своим чередом. Страна катилась в каком-то странном и страшном, неизведанном направлении. Денег становилось меньше, а визгу и истеричной гордости, неизвестно за что, больше. Мы вошли в Сирию и кого-то там победили. Потом вышли, и это тоже преподносилось как большая победа. Доллар стал стоить восемьдесят рублей, мне исполнилось сорок пять. Я пытался жить по-другому, больше времени проводить с сыном и семьей, меньше раздражаться по пустякам и думать о материальном. Получалось с переменным успехом. Живой человек вечно чем-то недоволен, всё его не устраивает, и он не устраивает всех. Это только мертвые со всем смирились – лежат себе тихо на кладбище и никого не беспокоят. Вчера, например, Анька снова произнесла ненавистное мне слово «душно». Осеклась, правда, сразу, «ой, прости!» – сказала. Но то ли еще будет… Живые – они такие, от них всякое услышишь. Я тоже не ангел, голос начинаю повышать потихонечку, раздражаться… Но дело не в этом… Не отпускает меня приключившаяся со мной история. Я постоянно вспоминаю Водилу, Чекиста, Эмигранта, других моих братьев. И не согласен я с психиатром. Случаются чудеса на свете! Не все биохимией объяснить можно. Вполне вероятно, что провалился я в другое измерение, и показать мне что-то захотели, вразумить на самом краюшке, где я завис. Иногда даже призрачная белая комната кажется мне реальнее окружающего мира. Я вижу ее перед собой, я чувствую присутствие своих братьев каждую секунду. И я стараюсь жить за всех них. Не всегда получается, но я стараюсь…