Я в замке король

– Больше ты сюда не придешь, пока я не скажу.

Киншоу устало поставил на пол коробку, которую держал под мышкой. Хупер вел себя прямо как маленький.

– И не надейся, я не уйду. Весь день тут буду. А захочу, так и всю ночь. Захочу – вечно буду сидеть. Это мой дом.

– Грудной ты, что ли?

– Я хочу знать, что там.

– Ничего.

– Так не бывает. Лучше скажи.

– Отстань.

– Я хочу знать, чего ты сюда таскаешься. Думал, я не знаю, куда ты ходишь, я давно знаю, я все время знал.

Киншоу молчал. Он стоял чуть отступя от Хупера. Тот против света не видел его лица. Дождь стучал по крыше. Ладно, можно и впустить Хупера. Все равно войдет. Драться начнет или будет тут торчать до последнего. Он невысоко расценивал свои шансы в борьбе с Хупером. Да и с другими. Он был не трус. Просто смотрел на все трезво, без надежды. Он не сдавался, только всегда с самого начала знал, что его побьют. Зато не приходится удивляться и разочаровываться.

Значит, ну и пусть Хупер войдет в комнату. Раз все равно докопается до правды, пусть лучше докопается потому, что так хочет он, Киншоу. Пусть хоть что-то от него зависит.

Хупер вечно ставит на своем.

Не спеша Киншоу сунул руку в задний карман джинсов и достал ключ.

– Тут же нету ничего, фиговая комната. И на кой она тебе?

Молчание.

– А галеон? Был?

– Нет.

– Сам сделал?

– Сам.

Хупер подошел поближе, внимательно рассмотрел галеон.

– Клеил плохо, все швы наружу.

– А тебе-то что?

– Развалится сразу, вот и все.

– Не трогай, слышишь?

– А это еще что за вещи, Киншоу?

– Ну, вещи.

– Какой скрытный!

– Я тебе не обязан все рассказывать!

– Поглядим-ка, что там.

– Нет. Лучше отстань, Хупер. – Он хотел вырвать мешок, но Хупер высоко задрал руки.

– Сейчас открою, так... открываю... Ух ты!

– Отдай! Не твое дело! Это мои вещи.

– А спички зачем?

Киншоу отвернулся и, руки в карманах, стал смотреть в окно. Он подумал: «Ну и пусть, пусть подавится». У него за спиной Хупер разорвал бумажный мешок, рылся, выкладывал вещи на стол.

– Ты все украл. Вор, вор, вор!

– Ничего я не крал.

– Может, купил?

– Да, купил, купил.

– Врешь.

– Ну – спички я не покупал.

–А откуда взял?

– Просто они...

– Чего? – Хупер подошел и ткнулся лицом в самое лицо Киншоу. – Чего-о?

– Просто они валялись. Наверно, мама купила.

– Наверно, она их не покупала, вор несчастный. В этом доме вашего ничего нет, все наше, и если ты что-то берешь – ты крадешь. Ты вор.

Хупер увернулся, так что удар Киншоу пришелся по пустому месту. Хупер смотрел и смотрел на разложенные по столу вещи, он изо всех сил соображал. Вдруг глаза у него расширились, он весь просиял, его осенило.

– Ты собрался... – Он осекся и уставился на Киншоу.

Потом раздался долгий свист.

– Хитрый!

– Ты не знаешь. Ты ничего не знаешь. Так я тебе и сказал!

На лице у Хупера было странное ликованье.

– А, я понимаю, почему ты это затеял. Из-за меня! Ты меня боишься, Киншоу, мамочкин сыночек, трус несчастный. Ты даже не знаешь, что я могу тебе сделать. Я все могу. Вот.

– Дурак ты.

Но Хупер расхохотался, он знал, что угадал правду. Или часть ее, потому что тут было и кое-что, кроме страха перед Хупером, было много чего другого, еще похуже.

– Вот возьму и скажу им!

– Что? Я же тебе ничего не говорил, ты ничего не знаешь.

Хупер промолчал. Киншоу видел, что он соображает, как бы тут выгадать. Вообще-то со словами Киншоу приходилось считаться. Киншоу ему действительно ничего не говорил, и если он побежит к папе или миссис Киншоу, те над ним только посмеются.

Он разделил все вещи на два очень ровных ряда, как экспонаты в музее, и каждую брал в руки, разглядывал. Киншоу думал: «Да что он может сделать, знает он или нет – мне-то что? Все будет хорошо, я тут не останусь».

– И я с тобой, – Хупер сказал и поглядел на Киншоу сбоку, из-под ресниц.

Киншоу понял, что он это серьезно. Он потом всю неделю вспоминал голос Хупера, странную улыбку. Он собрался бежать, чтоб избавиться от Хупера, – единственный выход. Оставаться нельзя, Хупер на все способен, и ему пришлось бы тоже что-то придумывать, вывертываться, защищаться. И неизвестно, чем бы это кончилось. Не хочет Хупер, чтоб он тут был, – ну и ладно, он не останется.

Что мир заключить нельзя – он понял сразу. Они избегали друг друга, запирались. Но так бывает только вначале, так выжидают момент, так долго тянуться не может. В школе, наверное, обошлось бы, в толкучке легче. Здесь – дело другое.

Он знал, что он уже постоял за себя как мог, а на большее его не хватит. Не сладить ему с Хупером, куда ему против Хупера, он еще с ним наплачется. Хупер хитрый. Он ненавидел Хупера.

Но было и много чего другого. Мама – такая сияющая, веселая, совсем безо всякой гордости. Он старался на нее не смотреть. Сам он был гордый.

И еще этот дом, «Уорингс», темный, старый, и всюду странный запах, он тут все время дрожал от страха.