Я в замке король

– Ну да, ты же об камень расшибся. Но я посмотрел, у тебя в общем-то ничего страшного.

– И горло болит. Я пить хочу. Я хочу пить.

Хупера опять затрясло.

– Я тебе руками зачерпну...

– У меня кружка есть. Я принес. Она в рюкзаке.

Киншоу не сразу поднял рюкзачок, который так и валялся, где бросил его Хупер, когда полез купаться.

Кружечка оказалась крошечная. Киншоу вытряхнул рюкзак на траву. Оттуда вывалилась еда, про которую уже говорил Хупер: печенье, помидоры, и конфеты, и соль в бумажном пакетике. А еще карта всей Англии, фонарик, карандаш и клейкая лента. Видно, Хупер второпях пошвырял в рюкзак что попало. На самом дне Киншоу нашел три маленьких белых таблетки. Они немного запачкались. Он их понюхал, потом лизнул. И решил, что это аспирин.

– Знаешь чего, я дам тебе горячего попить. Поставлю кружку на огонь, и вода закипит. И я аспирин нашел.

– Меня от него рвет.

– Ну, сильней-то уж все равно не вырвет. Тебе полезно. У тебя голова пройдет. Я знаю, я положу туда желе, у меня кубиками, оно растает и получится как сахар.

Киншоу сам пришел в восторг от своей затеи, и у него отлегло от сердца, потому что Хупер, оказывается, и не думал умирать. Он побежал к реке и зачерпнул кружкой воду. Потом он вытащил из своего ранца пару носков и один намотал на ручку кружки. И осторожно поставил ее на огонь.

Хупер сказал:

– Ты сто лет пропадал. Нашел дорогу?

– Не знаю. – Он решил лучше соврать. Боялся, что Хупер снова начнет вопить и кидаться.

– Нашел. Я знаю, ты нашел. Киншоу, скажи, мы где?

Киншоу сидел на корточках у костра и молчал.

– Только попробуй удрать. Только попробуй еще уйти искать дорогу. Я тебя убью.

Киншоу поглядел вокруг. Он сказал мирно:

– Успокойся. Если хочешь знать, никакой я не нашел дороги. Я понятия не имею, где мы.

И снова стал следить за водой в кружке.

Глава восьмая

– Киншоу, уже темнеет.

– Вижу.

– Асколько времени?

– Свои часы иметь надо. Я не нанялся тебе время говорить.

– Папа мне на рождество часы подарит. Золотые. С римскими цифрами. И число будут показывать. И в темноте можно смотреть. Дико дорого стоят. Пятьдесят фунтов, что ли. Даже дороже.

– Ври больше. Таких и часов-то не бывает.

– Нет, бывают, бывают! И за сто фунтов бывают, и еще дороже. Много ты понимаешь!

– Никому отец не станет часы за пятьдесят фунтов покупать.

– А мой купит, потому что он говорит, я для него важней всего на свете. Он мне что угодно купит.

Киншоу умолк, сраженный самонадеянностью Хупера.

День выцветал и выцветал, он высасывал краску из кустов и деревьев, пока все кругом не стало как старая фотография – блекло-бурым. Было очень тихо. И еще совсем тепло.

– Ну ладно, сколько времени?

– Девятый час. Почти двадцать минут.

Киншоу почесал голову.

– У тебя гниды.

– Это комары кусаются.

– А надо сделать костер побольше, и они отстанут. Комары огня не любят.

– Нет, это они от дыма дохнут.

– Ничего они не дохнут, просто они не любят огня и улетают.

– Нет, дохнут, даже видно, как падают. Они задыхаются.

– Еще мотыльки налетят.

– Ну, хватит. Дались тебе эти мотыльки.

– Если хоть один мотылечек по тебе поползет, ты сразу уписаешься со страху.

– Я говорю – хватит.

– Ага, испугался!

– Отстань.

– А по правде?

– Что?

– Боишься?

– Чего мне бояться?

– Ну вообще. Вот темно будет.

– Не боюсь.

Хупер всматривался ему в лицо и соображал, врет Киншоу или нет. Он сидел у самого костра.

– У тебя шишка вскочила. Темная.

– Все из-за тебя.

– Что глупости болтаешь. А болит?

Хупер поднял руку и внимательно ощупал шишку.

– Когда надавишь – больно.

– Ой.

Киншоу все расчесывал комариные укусы.

Он сам поймал рыбу. Сперва он собирался проткнуть ее ножиком, но когда вытащил из воды – не смог. Еще не сразу умрет, и вдобавок он в крови выпачкается. Если, конечно, у рыб есть кровь. Тут он сомневался. Непохоже вроде.

Рыба попалась большущая, в темных полосах поперек живота. Киншоу пришлось просто оставить ее колотиться на траве, а самому отойти.

– Где она?

– Сейчас умрет.

– Надо было разрезать.

– Сам попробуй.

– Мне плохо. У меня голова болит.

– Ах, утрись слюнявчиком!

– Я чуть не умер, потому что ты ушел и меня бросил, вот умер бы я, и ты был бы убийца, нечего одному в лес уходить. – Хупер все больше себя жалел и под конец даже всхлипнул.

– Отсохни, ты же не умер, подумаешь, ударился.

– Сволочь ты.

Киншоу вытаращился на него, в бешенстве от такой несправедливости. Но он не знал, как обрезать Хупера, и смолчал.

– Рыбу не оставляют задыхаться. Это все равно что убийство. Это ужас.

– Почему? Не все равно – так или ножом?

– Нет, не все равно, каждый тебе скажет. Так ей хуже. Ты сволочь.

Киншоу отошел за валежником для костра. Когда он подошел к рыбе, она была уже дохлая. Он старался не думать о том, как она билась и извивалась без воды. Он ее подобрал. Она была тяжелая и скользкая.

– Теперь голову надо отрезать.

– Нет, не буду я, я ее палкой проткну. Получится вертел. Так делают.

– А кишки! Их же не едят.

Киншоу засомневался. Потом сказал:

– Мы с нее будем куски срезать, А кишки – пусть. Мы до них не доберемся.

– А вдруг она ядовитая?

– Ядовитых рыб не бывает.