Я вам что, Пушкин? Том 1 (СИ)

(не вздумай ее таким прозвищем обозвать во всеуслышание. вегетарианка же все-таки, с мясными продуктами не дружит)

Пф-ф, а разве в колбасе есть мясо?

(…)

(тушЕ, приятель, переиграл и уничтожил)

Вот так-то. Она, конечно, всячески поддерживает свой имидж, но любой человек, не просравший зрение с концами, просечет, что вся ее деятельность в клубные часы — перекладывание бумажек с места на место. Срывать покровы с этой ее хитрости я пока не собирался, но после сегодняшних фокусов почему бы и нет?

Ревность терпеть не могу. Одна боль от нее… головная. И жжение пониже спины, аж припекает. Начинаю думать, что скандалов, пассивной агрессии и всяческих помех я еще натерплюсь.

(чтоб женщина не вставляла тебе палки в колеса, кидай ей палки время от времени)

Полагаю, этот рут для меня временно недоступен. Что ж, тогда придется исследовать остальные три. И без госпожи президента забот будет полон рот.

Я выдернул ключ из-под листа бумаги и увидел, что начеркано на этом листе порядочно. По его поверхности бежали рваные строчки. Почерк знакомый — тот, что я видел на записке в кухне этим утром. Кажется, Моника свое обещание не писать новых стихов не сдержала.

Стихотворение меж тем удалось прочесть только с четвертого раза. Дело тут даже не в том, что за годы залипания в комп я сравнялся интеллектом с кухонной табуреткой. Все-таки мозгу работу даю, неохота тупеть и с деменцией познакомиться к семидесяти годам. Просто стихотворение было по стилю типичная «поэза» Моники из игры — мало того, что всяких метафор понапихано через строку, так еще и слова хаотично по листу разбросаны. Собирать смысл пришлось буквально по кусочкам, и то я не уверен, что правильно этот паззл шизанутый сложил. Но даже не в авторском прочтении было понятно: стишок она сложила обо мне.

Может, я себе льщу, конечно, потому что там фигурировала статуя ангела, а я на божьего слугу тянул так же, как Антон Заболотный на Эрлинга Холанда. Но по «сюжету» некая девушка воспылала любовью к крылатой статуе на городской площади. Она приходила туда изо дня в день, умоляя ангела сойти со своего постамента и быть с ней, то-се-пятое-десятое. И так в конце концов беднягу доконала, что он подчинился. Казалось бы, живи теперь да радуйся, но вот фигушки — тут же эту неуемную особу замучили переживания о том, что ангел холоден, как мрамор, из которого его выточили. Скуп, безэмоционален, словом, типичные девчоночьи предъявы. Каждый хоть раз да слышал такое.

Дочитав творение Моники до конца, я хмыкнул и убрал листок в карман пиджака. Некоторым людям, как тянке из стиха не парня-ангела надо, а психотерапевта хорошего, чтоб таблетки назначил.

Погасив свет в аудитории, я закрыл дверь и отправился на улицу. По пути посмотрел на часы в телефоне и даже зубами заскрежетал — столько с ключами проваландался, что Сайка уже домой уйим успела, пожалуй. Но она дождалась. Правда, у этого ожидания оказалась цена.

— Что так долго, Гару? — надулась подруга.

— Моника заныкала запасной ключ черт знает куда, мне пришлось всю аудиторию обшарить, чтоб его найти. Прямо как в квесте из девяностых, блин, — пожаловался я.

Сайка улыбнулась.

— Вот честное слово, иногда мне кажется, что ты старик, которого по недоразумению заперли в этом теле! Как может мальчик столько бухтеть и вечно быть недовольным! Выше нос! — с этими словами она ткнула меня пальчиком в вышеупомянутый нос и хихикнула.

(ну со стариком все понятно, люди в москве стареют и ожесточаются рано, а вот насчет запертости в теле у нее прям стопроцентное попадание. не желаешь рассказать об этом?)

Лучше не надо, поверь мне. Конечно, хреново, что Моника щас на меня дуется, она много чего натворить может, но правду девочкам я бы открывать пока не стал. С суицидальными наклонностями Саёри и Юри ничего хорошего от этого ждать не стоит.

(мир, в котором я живу, называется дурдом)

Я с угрожающим видом вытянул вперед указательный палец и попытался ткнуть Саёри в ответ, но успеха не достиг — она отскочила на безопасное расстояние и показала мне язык.

Господи, чувствую себя сейчас второклашкой на школьном дворе. Уже и забыл, каково это, хотя за окнами моей чертановской хаты все время дети орут, особенно летом. С одной стороны, это люто бесит, потому что гам стоит как от оркестра из циркулярных пил, а с другой — зависть берет. Я и сам был бы не прочь ощутить такой уровень внутренней свободы, при котором можно просто бежать, вопить и ни о чем не думать. Когда ты здоровый лоб в возрасте «хорошенько за двадцать», эта опция уже недоступна.

— Я тут подумала сейчас…

— Надо же, — усмехнулся я, — ну и как? Не устала?