Я вам не ведьма! (СИ)

У Бонни из кармана выглядывала Царапинка. Эта черепашка символизировала мою судьбу, если Щиц все-таки не придет. Как я не старалась, я не могла увидеть ничего привлекательного в ее морщинистой шее или якобы утонченно-расписном панцире, по твердости напоминавшем ногти стариков. Черепахи с рождения символизируют старость. Даже смешные черепашата ковыляют, как маленькие старички.

Да, Щиц — горбун, и не то чтобы от разглядывания его перекошенной спины можно было получить больше эстетического удовольствия, чем от общения с Царапинкой. Но он человек.

Даже самый некрасивый человек не вызовет у меня такого отвращения, как вызывают животные. Хотя мертвых животных я предпочитаю живым: к Каркаре я почти привыкла. Наверное, потому, что она для меня скорее диковинный магический механизм, лишь по недоразумению сделанный из костей и перьев, когда-то принадлежавших живой птице.

Впрочем, я навострилась скрывать свое отношение. Еще дома, когда мне показывали котят, слепо тычущихся в живот довольной кошки, или хорошо сложенную борзую, я прекрасно научилась разыгрывать восторг.

Даже Бонни вряд ли догадывалась о моем настоящем отношении к Царапинке. Я ведь погладила черепаху по панцирю и повосхищалась алыми глазками этой божьей твари.

Где же Щиц?!

— Выдохни, — Бонни похлопала пеня по плечу, — выдыхай давай. До нас очередь дойдет не скоро. Успеет он. Вон, пейзажи посмотри, красиво же.

Что красиво? Холм как холм.

Как городской житель я знала три вида растений: трава, кусты и деревья. Тут была только трава. Надо же, я и не замечала: на самом деле трава — она разная! Мы двигались вперед по протоптанной очередью тропинке, все выше и выше, держась от остальных девчонок на расстоянии двух локтей.

Это было удобно — все уже давно разбились на группки, и совершенно не горели желанием общаться с кем-то другим.

— Вот это, — пояснила Бонни на мой немой вопрос, — горошек мышиный, а еще бывает… — она чуть задумалась, — неважно… А вот… — она сорвала длинный стебель и протянула мне колос, — Ежа сборная. Ее еще называют ежа сборная-разборная, — она двумя пальцами провела по стеблю, легко смахнув мохнатую головку, — вот так. Знаешь, что странно?

Каркара на ее плече склонила голову, готовясь внимать. Ну, хоть кто-то слушал.

— Что? — я наконец-то нашла в разнотравье знакомый цветок: одуванчик-то я в состоянии узнать!

Когда Бонни сказала мне выдохнуть, я стала искать, на что переключиться. Возможно, слишком увлеклась. Для того, чтобы не начать игнорировать ее, мне приходилось прилагать определенные усилия.

— Сейчас весна. Должна цвести мать-и-мачеха, ну одуванчики, ладно… А тут лето…

— Странно, что солнце четыре часа садится, — пожала плечами я, старательно отдирая от рукава платья какой-то цеплючий шарик.

— Это репей. В нормальном месте он бы и не зацвел еще, — буркнула Бонни, которой надоело смотреть на мои мучения, — вот как этот, — она ткнула пальцем в на вид колючий фиолетовый цветок, и для этого ей даже не пришлось нагибаться, — почему они не сделали нормальную дорожку?

— Мне тут нравится, — возразила я, — мне нравится, что тут есть на что отвлечься.

— Это все мое пастушье прошлое, — пожала плечами Бонни, — не вижу в траве ничего необычного. Трава и трава. Я вообще не про нее говорила. Смотри, вон там…

— Белые камни?

Растрескавшиеся от времени глыбы белого песчаника чья-то мощная рука расставила по кругу. Очередь огибала их по широкой дуге. Никто бы не признался, но было в них что-то зловещее.

Они были неправильной формы: над ними веками работали дождь и ветер. Я не понимала, чего такого замечательного Бонни в них нашла. Камни и камни. Стоят кучкой, как хмурые вояки, будто пойдут сейчас строем войной на гору-великана, в которой им не победить… Очень сомневаюсь, что у Бонни такие же ассоциации.

Закат окрашивал их в красный.

— Ты чувствуешь эту мощь? — спросила Бонни, вся, от кончика мышиного носика до мысков казенных туфлей, вытянувшись в струнку.

Клюв Каркары тоже был обращен в сторону… кажется, такие группы камней называют кромлехами… кромлеха. Как стрелка компаса всегда обращена к железу.

Но я не ощущала мощи. Мне было слегка не по себе, когда я на них смотрела, и все.

— Нет, — честно призналась я, — вовсе нет.

— Знаешь, — Бонни немного помедлила прежде чем говорить, — я вот знаю, что дает мне силу. Лес, земля — не прирученная, дикая, такие вот вещи… Но что дает силу тебе? Почему ты здесь?

— Я не знаю, — ответила я, не задумываясь.

Солгала, конечно. Но чуть-чуть. Пожалуй, такое называют лукавством. У меня были догадки.

Возможно, ярость или растерянность. Возможно, я слишком зациклена на себе, чтобы брать силу откуда-то еще.

Мне достаточно нескольких дней на новом месте, чтобы ясно понять: ведьма из меня получится аховая, слабенькая. Я не чувствую всего того, что так легко улавливает Бонни, я даже плиту разогреть не могу, хотя Бонни говорит, что достаточно всего лишь чуточку сконцентрироваться. Единственное, что доказывает: да, я что-то умею — это замертво упавшая в родительском доме кухарка.