Я вам не ведьма! (СИ)

Высокий, статный, широкоплечий мужчина. Он умел вести: с таким партнером не опозориться даже самой неуклюжей девушке, и деревянная кукла будет порхать, как балерина, в сильных и умелых руках. А я далеко не неуклюжа: мне нравится танцевать и вызывать восхищение, и плавность и четкость моих движений заставляют забыть о моей полноте даже самых лютых завистниц. Сейчас я изящество, и того, что есть у меня, не добиться даже самым жестким корсетом. Я владею своим телом, как никто другой, и доверяюсь сильным рукам не потому, что не знаю танца, а потому, что хочу довериться.

В танцах мне нет равных, как во сне, так и наяву, и я греюсь в лучах собственного превосходства, оставляя партнеру самое сложное — вести.

Ощущение широкой ладони на талии греет кожу. Дыхание на обнаженном плече, прикосновения сильных пальцев: танец иногда становится обещанием чего-то большего… как сейчас.

Сам этот сон — предвкушение и обещание, ожившая мечта, идеальное воспоминание, потому я так люблю его.

Я пока не поднимала глаз: как и в вечер нашей первой встречи, я изображала смущение и робость. Эта смесь чем-то похожа на невинность, в которой я, увы, никогда не была сильна.

Ведь настоящая, неподдельная невинность — это состояние души. Внутренняя чистота… и наивность, переходящая порой в глупость. Невинная душа несвободна. Она скованна рамками искренней доброты и врожденной морали, ни шага влево, ни шага вправо, вместо хитрости — лукавство, главная сила — слабость. В этих тисках я не могла бы дышать, и иногда мне жаль, что я такой родилась.

Если бы я поделилась подобным наблюдением с подругами, меня бы назвали завистницей — и, пожалуй, были бы правы.

У меня не было того, что есть у по-настоящему кротких и робких девушек: у меня никогда не находилось должной порции смирения. И я знаю, что была бы куда счастливее, если бы Бог выдал бы мне его от рождения, как дарит многим другим, ведь смирение украшает любую девушку. Увы, здесь меня обделили.

Но у меня достаточно ума и сноровки, чтобы его изображать, хоть на это и приходится тратить немало сил.

Тот, кто ведет меня в танце — идеален, как недостижимая мечта. Если и были на том балу какие-то огрехи, то сон не собирается их повторять, зачем?

Значит и я должна быть идеальна, как мечта. Я всегда помню, чему должна соответствовать.

Я помню… но в этот раз совершенно не хочется.

Этот момент всегда прекрасен: мы танцуем в середине зала, и я знаю: на нас все смотрят и нам все завидуют. Сон растягивает предвкушение, позволяя насладиться им вволю. Я знаю, кого увижу, стоит мне поднять голову, и эта уверенность — тоже немалая часть удовольствия.

Но время приходит даже во сне. Неведомый сценарист с хрустом размял пальцы и снова взялся за перо: настал момент кульминации.

Короткий взгляд из-под ресниц — в этот раз я не смогла удержаться от любопытства, и посмотрела куда раньше, чем в тот раз… Чем, кажется, разрушила сценарий, и сон разрушила. Потому что тут же, диссонансом, заметила какую-то неправильность.

Сценарист обиженно скривил губы и легко черкнул пером, вымарывая мою судьбу.

Кажется, даже оркестр вдруг сбился с такта, замерцали лампы, нечеловечески исказились лица стоящих у стены подруг. Что-то не так. Сильные руки — но не те, не те! Широкие плечи… но где кадетская форма… и тот ли танец?

Тот ли человек склонился передо мной, чтобы поцеловать мне руку и отвести к папеньке?

Нет.

Сейчас он разогнется и поднимет лицо. Чужое лицо. Неправильное.

В этот раз меня пригласил не нэй Элий; наверное, мне не хватило смирения. Как несчастный влюбленный на пороге врат из Холодного Ада, я оглянулась слишком рано, и теперь мой лучший и счастливейший сон превратился в нечто совсем иное.

Пора было бежать, пока не случилось непоправимое. Я не могла изменить сюжет — но я могла проснуться раньше, чем пустые тревоги из реальности испортят мой лучший сон. Если в танце меня ведет не нэй Элий, то не нужно танца. Пусть я не уверена, люблю ли его и любила ли хоть когда-нибудь, на память я, все же, не жалуюсь, и помню, как обещала ему ждать непременно, ежели куда отошлют.

В результате отослали меня — но это несущественные мелочи, которые в клятве не уточнялись.

Я рывком села на кровати, опустила ноги на холодный пол, чтобы точно проснуться.

Нет. Не было у него серых глаз. Я их не видела — успела проснуться раньше. А если и были — это просто человек из сна, слепленный из волнений и забот вчерашнего дня, можно забыть.

Я же проснулась.

Вовремя.

Значит, все в порядке.

В темноте я никак не могла найти второго тапка. Досадно. Тетенька говорила мне, что нельзя ходить в одном тапке, в одном чулке, в одном носке и в одном башмаке тоже нельзя. Мол, во втором, пустом, заведется двойник, который начнет красть жизнь и удачу, присосется, как пиявка, и не отцепишь.