Когда снова взглянула на часы, было уже пятнадцать минут восьмого. Кухня выглядела как после стихийного бедствия, у меня оставалось полчаса на приготовление шикарного ужина. Я вынула сковородку из мойки и поняла, что она уже никогда ни на что не сгодится. Вспомнила, что в кладовке под лестницей есть другая, старая, чугунная, оставленная на всякий случай, и кинулась за ней. В прихожей больно ударила ногу и наступила на что-то мягкое. Тем мягким было масло. Разодранный пакет и обрывки пергамента привели меня в то место, где Борис изображал из себя дохлую собаку. Застряв под тахтой, он не дышал. Говяжья вырезка бесследно исчезла. Я собрала овощи, соскребла остатки масла, вылила полфлакона жидкости для мытья посуды на коврик в прихожей и принялась драить пол.
Торжественный ужин с каждой минутой отдалялся. Я вспотела, устала и… по-прежнему оставалась сексапильна, что с удовольствием отметила, взглянув на себя в зеркало в прихожей, хотя боди не очень подходило для замывки коврика в передней. Я вернулась в кухню и подлила воды в кофейную гущу в стакане. Вот уж действительно, жизнь нелегка. В ванной я отхлебнула чаю и подкрасила губы Тосиной помадой, которую, правда, дочь использует не для губ, а чтобы написать в прихожей на зеркале: «Разбуди меня завтра в семь». Я выглядела, как Мессалина [12]. Голубой будет сражен наповал, когда увидит меня, ей-богу. Любой бы не устоял.
Как-то раз я, к своему удовольствию, обнаружила, что если пьешь вино, то работа убывает на глазах. После второго стакана чая ее не убавилось, однако поубавилось уверенности, что на кухне следует навести порядок. В конце концов, я здесь живу не одна. Я приготовила креветки и накрыла на стол. Салат из креветок и вино — тоже неплохое меню на вечер. Борис скулил под дверью и хотел немедленно выйти во двор. Еще бы, килограмм вырезки — это все-таки много. Я открыла дверь, и этот подслеповатый идиот с заливистым лаем бросился вон. Мой обожаемый Сейчас серым пушистым шариком пулей влетел на яблоньку.
— Борис, ах ты, старый дурак! — закричала я во все горло и очертя голову кинулась следом за ним, а за мной захлопнулась дверь.
Сейчас, скорчив удивленную мордочку, сидел над самой головой у Бориса.
Пес, прижав уши, дружелюбно завилял хвостом, словно желая сказать: «Я все перепутал, извини».
Я взяла кота на руки и направилась к дому. Боди, прикрытое легким халатом, — не очень подходящий наряд для октябрьского вечера. Мне хотелось как можно скорее войти в дом, переодеться, порезать помидоры. Я дернула за ручку, она осталась у меня в ладони. Вторая ее часть, с едва выступающим штырем, осталась в двери. К сожалению, я оказалась не с той стороны двери. Опустив Сейчаса на землю, я попыталась вставить ручку в отверстие так, чтобы хоть немножко подцепить замок. В разгар этих манипуляций послышался глухой стук с другой стороны двери. Не долго думая я запахнула халат и, нимало не заботясь о том, как выгляжу, побежала через внутреннюю калитку к Уле. Постучала в окно кухни, в дверях появился Кшись и чуть не упал при виде меня, а видок у меня был сногсшибательный: чулки в сеточку, черное боди, и все это на фоне мрачной осенней погоды.
— Кшисик, я не могу войти в дом… — вздохнула я и показала дверную ручку.
Кшись молчал, глотая слюну.
— Ули нет, — сказал он минуту спустя.
— Помоги мне попасть в дом! — взмолилась я. — Ты не видишь, как я выгляжу? Адам должен вот-вот вернуться!
— Вот именно вижу… — сказал Кшисик. — Но Адам — мой друг.
— Черт побери! — разозлилась я. — Возьми что-нибудь и иди со мной, что мне здесь — замерзнуть до смерти?
Какое имеет отношение к делу, что Адам — его друг? Кшись неуверенно взял у меня дверную ручку, внимательно ее осмотрел, словно никогда в жизни не держал в руках подобной дряни, и достал ящик с инструментами.
— Учти, я ни о чем знать не знаю, — предупредил он меня.
Меня мало интересовало, о чем таком он знает и о чем не знает, я не была готова к философским беседам типа cogito, ergo sum [13]. Распахнув калитку, я помчалась к дому, за мной быстрым шагом двинулся Кшись. Он с минуту поковырялся в двери и тут же ее открыл, я влетела в дом и немедленно налила себе рюмку коньяка — замерзла до мозга костей. Кшись закрепил ручку, в дырочки вставил гвоздь и надежно его загнул, поглядывая на меня с подозрением.
— Зайдешь? — Я протянула ему рюмку коньяка.
— Я ничего не видел, ничего не слышал и не знаю, откуда ты вернулась, не хочу ни во что вмешиваться, не ожидал от тебя такого! — выпалил Кшисик и собрал инструменты.
Люблю настоящих мужчин — они умеют доставить женщине удовольствие как бы между делом, одним подозрением, одной фразой, высказанной в нужный момент. Я пришла в такой восторг, что поначалу даже не хотела ни в чем его разубеждать. Но здравомыслие взяло верх.
— Кшисик, я выбежала за собакой, дверь сама захлопнулась, я жду Адама. — Я затащила соседа в дом. — Ты спас мне жизнь, давай выпьем.
И налила ему коньяка.