Клецки остыли, на мансарде воцарилась тишина, в комнате внизу тоже. Ни радио, ни телевизора. Я наложила Борису полную миску еды, помыла кастрюлю, протерла столешницы, поставила на плиту воду и насыпала в стакан чай. Борис громко зачавкал, а я села за стол, ожидая, когда закипит вода.
Куда мне идти? К Тосе, которая ведет себя как соплячка, к тому же еще курит? Или к Адаму, который ни за что получил по башке? Я должна поговорить с Тосей, но она в таком состоянии, что любой разговор обречен на провал.
Больше всего мне хотелось убежать из дома, но, к сожалению, я уже была взрослой.
Адам сидел на тахте и смотрел куда-то в пространство.
— Хочешь чаю?
— Да, пожалуй, — кивнул он, а у меня сердце сжалось от грусти.
Я принесла чай и села рядом.
— Ты не должна была спрашивать, правда ли это, — заговорил Адам. — Ты поставила под сомнение мои слова.
— Я не знала, что сказать.
Наверное, он прав, сейчас скажет, что не выдержит этого, что представлял себе все по-другому, как станут любить его и не будет скандалов с подрастающей барышней. И вообще, зачем ему такая новая семья, в которой ему кричат, что он — не отец.
— Но я тоже вел себя как идиот, — добавил он чуть погодя. — Я должен был сам с ней поговорить, а не бежать к тебе.
— Ну, знаешь, — обиделась я, — я должна быть в курсе.
— Но не так, как получилось, — махнул он рукой. — Я не в форме, немного нервничаю из-за этой поездки. Ну что же, она права, я ей не отец.
Я встала и пошла к Тосе. Постучала. Тишина.
— Тося? Тишина.
— Тося, я хочу с тобой поговорить!
— А я не хочу! — огрызнулась Тося.
Мы ужинали отдельно. Вернее, я ничего не ела, потому что у меня свело желудок. Адам сделал себе бутерброды и отправился к компьютеру. Тося, разобиженная, спустилась на кухню, сделала себе бутерброды и ушла наверх.
Поговорю с ней завтра, когда буду в состоянии что-либо усвоить из своих мудрых советов, которых у меня полно в компьютере.
ОСТАВЬ МОЮ ТОСЮ В ПОКОЕ!
Я попросила в редакции три дня отпуска, правда, что же это за отпуск, если все равно придется править тексты, оставшиеся с прошлой недели. Адама нет, снова поехал «уладить кое-какие вопросы», а мне бы так хотелось посидеть с ним по-домашнему, спокойно провести время, натопить камин и просто побыть. Я надеялась, что последние дни мы проведем вместе — Голубой, Тося и я. Но сегодня вечером обещали заехать Агнешка с Гжесиком — мол, надо же с Адасем попрощаться, — а завтра зайдут Реня и Уля с мужьями. Послезавтра я даю прощальный семейный обед, вот и побыли вместе. Ну и жизнь… Может, оно и лучше, потому что Тося дуется, а у меня сводит дыхание от переживаний.
И еще этот чертов, противный Якуб, в котором мы так обманулись. Откуда в молодых людях берется потребность изменять красивым девушкам? Я должна в конце концов подняться наверх и поговорить с Тосей, как женщина с женщиной.
Дверь заперта. Я постучала.
— Не хочу с тобой разговаривать! — отозвалась дочь, рожденная мной в муках.
— Тося, прошу тебя!
Я стояла под дверью и раздумывала, правильно ли я себя веду. Но, как утверждает Адам, не беда, если она тебя не впускает, придет время и она вспомнит, как ты стояла под этой дверью.
— Чего тебе надо? — Дверь приоткрылась.
— Тося, давай поговорим. — Я предприняла еще одну попытку. — Так нельзя жить.
— Отец приедет за мной и заберет на обед, — ответила Тося. — Он меня понимает.
Я сдала позиции.
Я не имею права ревновать Тосю к отцу из-за того, что она поддерживает с ним отношения. Не имею права и не должна.