Я вас люблю

– Почему? – не переставая плакать, пробормотала она.

– Да так… Люблю я тебя очень сильно. Можешь не сомневаться.

Таня низко, как виноватая, опустила голову.

– Пойдем полежим, – властно сказал он. – Пойдем, моя радость, не плачь, ради Бога.

* * *

– С ума я по нему сходила, – сказала больная Лотосова дежурной медсестре Вере Анохиной. – А он мне всё время как будто загадки загадывал. Один раз сказал: «Ты – молодая, будешь жить долго, а мое существование становится похожим на отлив. Как, знаешь, на море. Когда оно спокойное, всё блестит на его поверхности, всё на ней отражается. А потом наступает отлив, и открываются камни на дне, ямы, песчаные бугры, а всё живое – рыбы, крабы и прочая живность – уходят вместе с водой».

– Красиво! – восхитилась прежде неотесанная, а теперь чуткая к словесному образу медсестра Анохина. – Ну, мне бы такое хоть раз кто сказал! У нас-то ведь просто: всё в койку да в койку!

– А этого тоже хватало, – с какой-то даже обидой перебила ее старуха Лотосова. – Мы очень любили друг друга. Телесно любили. Да, очень. Всё время.

Больная вдруг начала тяжело и прерывисто дышать. Затекшие глаза ее на очень бледном лице ярко посинели, губы стали серыми. Анохина схватила руку пациентки, нащупала пульс и тут же вскочила.

– Ах, Господи! Даже не слышно! Да что же такое? Ведь только что вот говорила!

Она побежала за врачом, ото всей души желая спасти Лотосову, Татьяну Антоновну, чтобы узнать продолжение заинтересовавшей ее истории.

* * *

В результате многочисленных поражений весною и в начале лета 1916 года русское командование перебросило на юго-западный фронт значительные резервы и создало Особую армию генерала Безобразова, которая получила приказ разгромить противника в районе Ковеля и занять город. К пятнадцатому июля 4-я австро-венгерская армия фактически была разбита. Русские захватили 450 тысяч пленных и много других, столь же ценных трофеев. К августу, однако, наступление русских войск приостановилось. Несмотря на то что каждому солдату было ясно, что его героические действия привели к полуторамиллионным человеческим потерям во вражеской армии, а с точки зрения военного искусства Брусиловский прорыв выявил совершенно новую, неведомую прежде форму военного прорыва, основное открытие которого состояло в том, что оборона прорывается одновременно на нескольких участках фронта, а не на каком-то одном, как это делалось раньше, – несмотря на всё это, личный состав русской армии чувствовал всё большую и большую усталость.

Человека, конечно, всегда можно очень сильно наказать. Ребенка так не накажешь, как взрослого, а тем более старого человека. У ребенка что отнимешь? Ну, игрушку, ну, конфетку, выпороть можно было в прежние, глухие, невежественные времена, запереть в темной комнате. Что еще? Ей-богу, фантазии даже не хватит. Другое дело – взрослый! Ведь тут сколько сразу: и дыба, и кол, и распять, и повесить, в смоле извалять да поджечь, которые шустрые – сразу кастрировать, а если жена неверна, так ее, подколодную, в землю – живую, живую! А то не почувствует!

Короче, всего очень много, на все просто вкусы.

Василий Веденяпин чувствовал себя не просто взрослым, теперь он всё чаще чувствовал себя старым человеком. Он очень устал. После Арины у него много было женщин – и были полячки, и были румынки. Одна немолодая, очень красивая и нежная полячка вдруг так напомнила ему маму, что он испугался и сразу же бросил ее.