Они разобрали стулья, сев вокруг меня полукругом, и приготовились говорить. Первым взял слово Абвер:
— Ваше Величество, смею доложить, что наша победа полная, король Пипин пленён, его сын Леонард погиб, надвое разорванный пушечным ядром, вся его армия даже не просто разбита, а уничтожена почти целиком, как и армия предателя Виндорфа. Сам герцог Виндорф, кстати, сумел сбежать.
— Плевать на него, — отмахнулся я, — он уже мёртв.
— Ваше Величество? — переспросил Абвер, непонимающе глядя на меня.
— Альрик? — напомнил я.
— Совершенно верно, — вступил в разговор алхимик, — я отравил его ещё вчера, на военном совете, подмешав в вино медленно действующий яд, если бы он оказался верен нам, то сегодня, после битвы, получил бы противоядие, а так уже к вечеру он сляжет с сильной болью внутри тела, а к завтрашнему утру будет мёртв, и спасти его не получится. Когда симптомы отравления будут налицо, давать противоядие станет поздно, да и мало кто из известных мне алхимиков может его сделать.
— Каковы наши потери? — спросил я.
— Около трёхсот пятидесяти рыцарей, — доложил Майснер, — ещё десятка три тяжело ранены и теперь при смерти. Всего кавалерия потеряла семьсот двадцать человек.
— А пехота? — я повернулся к Швейгерту.
— Три тысячи. Выдержали два десятка атак, в строю не осталось ни одной целой пики. Ещё около двух сотен раненых, тех, кто ранен легко, я не считаю, тех, кто стал калекой, прирезали свои же ещё на поле. Остались те, кого можно будет потом поставить в строй.
— Не нужно было резать, — сказал я, — если боги позволят выжить солдату без руки или ноги, то можно будет потом приспособить его к какому-то благому делу, чтобы работал на мануфактуре, например. Что у нас с добычей?
— Взяли казну, в основном, серебро, — объяснил Абвер, — точно не скажу, ещё не подсчитали, но выходит что-то, около сорока тысяч флоринов, если перевести на наши деньги, ещё большое количество драгоценностей, золотой и серебряной посуды, а сейчас трофейные команды прочёсывают поле боя, собирая оружие и доспехи, а также ядра от пушек.
— Отлично, — похвалил я, — нужно собрать всё, до последнего гвоздя. Выдайте денежную премию пехоте, сержантам и капитанам больше, солдатам меньше, артиллеристов тоже не забудьте, но чтобы получили все. Что там с городом?
— Всё так же стоит, затворив ворота. Гонца с предложением сдаться встретили стрелами. Насколько мне известно, защитников там мало, их спасают только стены. Пока спасают.
— Порох у нас остался? — я повернулся к Винсу.
— Разумеется, — ответил граф, — примерно треть от начального запаса. Будем штурмовать город?
— Будем, — кивнул я, что тут же отдалось болью в ране, — они свой выбор сделали, завтра ещё раз предложите сдаться и заплатить выкуп, в случае отказа начинайте обстрел. После штурма отдайте на разграбление пехоте.
Так было правильно. Дикость, конечно, по меркам моего времени, но сейчас время совсем другое. А пехота заслужила, пусть набьют карманы и потешатся с женщинами. А другим городам будет урок на будущее, лучше открыть ворота, когда под стенами стою я.
— Не знаю, на что они надеются, — вздохнул Винс, — они ведь прекрасно видели, что армия короля уничтожена и спасать их некому. Даже не будь у нас артиллерии, мы бы смогли взять город штурмом.
— Остальное завтра, — сказал я, отхлёбывая вино из чаши, придётся пить его больше, чтобы кровь восстанавливалась, — теперь оставьте меня, а слуги пусть подбросят дров в очаг и позовут Эллину.
Все присутствующие поклонились и вышли, только Альрика я окликнул и спросил:
— Что с дядей Леоном? Он жив?
— Жив, сейчас он спит, хотя поначалу возмущался, что ему не позволили умереть.
— Ничего страшного, — я через силу улыбнулся, — умрёт в другой раз, зато моя жена будет рада.
Когда пришла Эллина, то я просто приподнял одеяло и пригласил её лечь рядом. Силы на секс у меня были, да только не хотелось тревожить рану, как-нибудь переживу. Девушка просто сбросила платье, легла рядом и прижалась к моей забинтованной груди.
— Я боялась, что ты умрёшь, — она всхлипнула, — ты так долго спал, я сидела рядом и прислушивалась к твоему дыханию.
— Спасибо тебе за заботу, — я погладил её по обнажённому плечу. — Хорошо, что ты сейчас со мной.
— Когда в лагере начался бой, — продолжала рассказывать она, — я перепугалась и спряталась в своём шатре, у меня был кинжал. Который я приготовила, чтобы убить себя, если ворвутся враги, но потом бой начал утихать, я набралась смелости и выглянула. А там я сразу увидела, как ты падаешь, сражённый стрелой, прямо в сердце, я тогда просто лишилась чувств.
— Как видишь, убить меня не так просто, — заверил её я, — да и защитный доспех создан, представь себе, для того, чтобы защищать. Будь это не стрела, а пуля, мне бы туго пришлось.