- Чего ж ему надо?
- Откуда мне знать? Грозится.
- Врешь ты все, Серафима. Каток правила знает. А беды ваши от самонадеянности. Откуда деньги?
- От верблюда.
- Правильно. Говорил: покайтесь, легче станет. Так ведь нет. Все хотите своим умом жить. Вот сами и расхлебывайте.
- До чего ж вы, менты, народ зловредный. Человеку тяжко, а вам непременно еще воспитывать надо.
- А как же? На то поставлены. Ладно, мое последнее слово: завтра рано утречком я с приятелем на машине подъеду и отвезу вас к Лике домой. У нее лучше тоже не задерживаться, а отправиться в отпуск. Ненадолго. Все ж таки не думаю, чтоб вы успели сотворить нечто такое, за что вас долгие годы будут по свету гонять. - Он сделал паузу и добавил: - Кстати, меня сегодня к начальству вызывали. Очень интересовались, что за частное расследование я затеял.
- И что ты затеял? - нахмурилась тетушка.
- Откуда ж мне знать? С вами это никак не связано?
Мы переглянулись, я вздохнула, а Серафима головой покачала.
- Да что спрашивали-то?
- А ничего. Пожурили, что, мол, есть сведения, что вы, Владимир Петрович, занялись частным сыском. Я поклялся как на духу, и разошлись по-доброму.
- Вовка, ты бы поосторожнее, - заныла Серафима. - Ведь неспроста вызывали. Слышишь? Кому-то ты ненароком дорогу перешел.
- Я не переходил, а вот вы туда-сюда мечетесь, и добра от этого не будет. Уяснили? Допрашивать я вас не собираюсь, а предупредить должен.
- Опять завелся, - разозлилась тетушка. - Давай о деле. Во сколько тебя завтра ждать?
- В пять утра будьте у дверей в полной боевой готовности.
Владимир Петрович отбыл к семье, а мы с Серафимой начали готовиться к отъезду. Впрочем, подготовка ограничилась разговорами: чемоданов и тех на сей раз не было.
- Циркач меня тревожит, - заметила тетушка. - Звонил?
- Откуда мне знать? Телефон ведь у тебя в квартире лежит. Да и не хочется мне с ним разговаривать, если честно.
Опасное это занятие: мужиков за нос водить.
- Твоя правда, - вздохнула Серафима. - За нами бы не помчался. Как думаешь?
- Не знаю. Ты у нас великий стратег и мыслитель, а я все больше по заданному сценарию... Давай-ка спать, - внесла я разумное предложение. Подниматься чуть свет. Одно хорошо: завтра мы будем в трехстах километрах от всего этого...
- Если повезет, - кивнула тетушка, как видно, желая меня утешить.
Уже в половине пятого мы стали то и дело поглядывать в окно. Илья Сергеевич был грустен. После того как часы в холле пробили шесть, мы могли смотреть только на минутную стрелку, сохраняя тревожное молчание. Еще через пятнадцать минут тетушка потянулась к телефону, сказав испуганно:
- На Вовку это не похоже.
Тут я вспомнила слова Руслана, сказанные Катку: "Она давно менту проболталась". Вызов Владимира Петровича к начальству и сегодняшнее опоздание... Неужто у Юрика нашлись друзья в том самом отделе, где с ним усердно боролись? Судьба верного друга начинала всерьез тревожить.
Серафима дозвонилась до его квартиры, трубку сняла жена.
Тетушка извинилась медовым голосом, а потом начала бледнеть. Мы с Тархановым переглянулись: рыдания, доносившиеся из трубки, достигли наших ушей. Серафима разговаривала минут десять, дала отбой и сказала:
- Вовка в больнице. Вчера возле собственного подъезда какой-то тип ударил его по голове чем-то тупым и тяжелым. На счастье, сосед с первого этажа все это видел и закричал. Неизвестный с места преступления скрылся, а Вовка скорее всего только благодаря соседу жив остался.
- Как он? - пролепетала я.
- Более или менее... Катерина всю ночь была с ним в больнице, только сейчас вернулась. Голова пробита, но отделался сотрясением мозга.
- Слава Богу, - вздохнула я. Серафима моей радости не разделила, молча с Тархановым переглянулась. Тот был бледен, кусал губы и не замечал этого.
- Что? - испугалась я.
- Хреновые дела, племяшка. Если решили Вовку убить...
- Как убить?
- Что ж они, ты думаешь, просто так напали?
- Может, и не Каток это вовсе, а, Серафима? Может, ограбить хотели? Шпана какая-нибудь.
- И не мечтай. Вся шпана в районе Вовку знает лучше отца родного. С отцами, сама знаешь, как бывает, а Вовка двадцать лет на одном месте. Едем в больницу.
- Шесть утра, там все закрыто, и нас не пустят.
- Нас пустят, - заверила тетушка. И была права.
Владимир Петрович лежал бледно-зеленый и улыбчивый. Спросил, едва не смеясь:
- Что глаза как блюдца? Проняло наконец?
Серафима заревела с порога.
- Вовка, прости ради Христа... Да разве ж я могла помыслить, что они на такое отважатся?
- Могла, не могла... умных людей слушать надо. Пристраивайтесь. И рассказывайте.
Я покосилась на тетушку, та вздохнула и начала излагать. Рассказ мне в целом понравился. Мы по всем статьям выглядели несчастными жертвами. Однако Владимир Петрович придерживался другого мнения.
- Дуры вы, прости Господи. А у тебя, Илья, где мозги были? - Тарханов за свои мозги обиделся и стал в окно смотреть. - Что ж с вами делать-то?
- Не знаю, - честно ответила тетушка. - Скажешь, в милицию идти пойдем, хоть и не хочется.