Я - ваши неприятности

— К логопеду надо Георгию, но он опоздал. Извини, но твоему брату никогда не удастся стать респектабельным. Конечно, родню не выбирают…

— Лика, зачем мы сюда пришли, по-твоему? — изловчился вставить фразу Юрик.

— Что значит зачем? — удивилась я. — Разумеется, чтобы увидеть твою квартру. Должна же я знать… Не смотри так на меня. И убери руки! Я прекрасно знаю, чем ты думаешь. Все мужчины одинаковы. Сегодня ты согласен на что угодно, а стоит мне уступить, ты завтра же передумаешь жениться.

— Я и не собирался, — проворчал он.

— Это мы посмотрим. Кстати, почему бы твоей бывшей супруге не переехать в эту квартиру? Три комнаты на двоих довольно прилично. И она, надеюсь, вполне способна подняться на четвертый этаж без лифта.

Юрику больше ничего не хотелось. Он смотрел в чашку с холодным кофе и томился. Еще через несколько минут я предположила:

— Серафима, наверное, дома с ума сходит.

Юрик с готовностью поднялся:

— Сейчас позвоню Пашке.

— Ты меня не проводишь? — округлила я глаза.

— А что я собираюсь сделать? Отвезти тебя домой.

Юрик позвонил, и мы торопливо покинули жилище Каткова-старшего.

— Боже мой, какая ночь, — сказала я, задрав голову.

Юрик насторожился.

— Пешком не пойду.

— Ненавижу, когда ты вредничаешь. Только подумай, как чудесно пройтись…

— Шесть троллейбусных остановок?

— Что такое шесть остановок? Нам идти по жизни рядом еще лет тридцать.

— Я столько не проживу.

— Перестань меня злить.

— Солнышко, а когда у тебя отпуск кончается?

— В конце сентября. Но ты не беспокойся, я уже предприняла кое-какие шаги. Думаю, меня охотно возьмут в ваш театр. Ты как будто не рад?

— Брось, просто счастлив. Тут мы заметили Пашку: он мчался со всех ног, на ходу застегивая рубашку. Юрик завистливо вздохнул и сказал:

— Поезжай за нами, мы пешком.

— Когда ты хочешь, можешь быть таким милым, — прошептала я, прижимаясь к нему.

Мы вошли в арку, когда прогремел взрыв. Я взвизгнула, а Юрик рявкнул:

— Твою мать…

В том месте, где минуту назад стоял белоснежный “БМВ”, к небу поднимался огненный столб.

— Твою мать… — повторил Юрик и еще присовокупил парочку выражений. Я стала медленно оседать на землю. Он поднял меня, встряхнул и прислонил к стене. — Ну что за дерьмо, а? Тачке два месяца, нулевую взял. Это ж какие бабки…

— А где Паша? — проблеяла я.

— Сгорел Паша. Кто это мог сделать, если не твой Циркач?

— Дурак он, что ли? А вдруг, правда, дурак? Ведь я могла в машину сесть. Боже ты мой… — Я опять начала оседать на землю.

Юрик обнял меня и глубоко задумался. Конечно, подозревать меня было глупо, он это быстро сообразил и стал взирать почти что с благодарностью. Потому что, если бы не мое упрямство, Юрик вознесся к небесам рука об руку с Пашей. Я же тщетно пыталась понять: что это, черт возьми, творится? Так ничего не поняв, жалобно спросила:

— Что будем делать? Юрик не успел ответить. Во дворе показалась пожарная, а следом и милицейская машина. Как видно, кто-то из жильцов дома успел позвонить.

Я тяжело вздохнула. Через полчаса так же тяжело вздыхал милиционер. И было отчего: где труп, там и я. Что за напасть. Милиционер стал смотреть пронзительно, а в голосе зазвучал металл. В общем, меня, кажется, подозревали во всех смертных грехах. Я здорово разозлилась и позволила себе несколько замечаний в адрес правоохранительных органов. В ответ мне прозрачно намекнули, что, если не прекращу якшаться с типами вроде Катка и всякими сомнительными бизнесменами, никто на свете не сможет гарантировать, что я доживу до старости.

На этом мы расстались: я с гневом, представитель закона с чувством удовлетворения, которое обычно приходит с осознанием того, что если и не удалось сделать что-нибудь путное, так хоть настроение ближнему испортил. В общем, расстались по-доброму.

Юрик был взбешен, и не только поведением милиционеров, которые как-то вскользь, но доходчиво выражали сожаление, что он по-прежнему жив и здоров. Через каждые пять минут Юрик обещал, что хоть из-под земли достанет “ту суку, что эту подлянку устроила”. Мне пришлось на ходу учиться, чтобы уяснить, что Юрик пытается донести до моего сознания. С трудом понимая каждое пятое слово, я не забывала держаться за его локоть, нежно гладить сжатый кулак, называть “дорогой” и “любимый” и накликать на головы негодяев, поступивших так ужасно, всевозможные беды, как то: болезнь, сиротство и хроническое безденежье. Юрик меня не слушал, так что я имела возможность говорить все что угодно.

— Куда мы идем? — опомнилась я. Словарный запас истощился, и появилось время посмотреть по сторонам. Юрик встал как вкопанный, покрутил головой.

— Найдем тачку, я тебя домой отправлю.

— А ты?

— Что?

— Ты ведь не собираешься болтаться по улицам, когда тебя только что едва не убили?

— Давай я отвезу тебя домой, а как-нибудь разберусь.