Я - ведьма!

Мне сразу понравилась эта комната. В ней стоял безалаберный коктейль запахов человека, живущего в свое удовольствие. Запах дров, потрескивающих в камине, запах псины — большого водолаза, мирно лежавшего у огня, запах дорогих духов «Relaxing fragrance», запах марихуаны и тысячи других трав, рассованных по банкам и склянкам, стоявшим во всех мыслимых и немыслимых местах: на полках вперемешку с книгами, на многочисленных столиках и этажерках, на шкафах, на полу. На крюках под каминной полкой висели пучки засушенных растений и ожерелья нанизанных на нити ягод. Письменный стол был завален книгами, а на настольной лампе висел, видимо снятый впопыхах, кружевной чулок, который (я могла поклясться в этом!) его хозяйка безуспешно ищет уже не первый день…

Я улыбнулась. Этот уютный беспорядок напомнил мне мою берлогу. Это была нора женщины, в которой и не пахло мужчиной. Потому что ни один мужчина не мог быть счастлив в такой комнате дольше, чем одну ночь. В этом беспардонном, индивидуальном, вдохновенном бардаке мог быть счастлив только один человек — его автор и хозяин. И я не сомневалась, что девушка, сидевшая напротив меня, была счастлива здесь.

— Рассказывай. — Она пододвинула мне пепельницу.

— Моя знакомая — Маша… Она говорила, вы помогли ей выпутаться из любовной истории… Без всякого колдовства.

Иванна многозначительно скривилась. И я поняла: не все так просто. Все было совсем не так просто, как показалось моей наивной приятельнице Маше.

— Можно и с колдовством… — почему-то смутилась я.

И, поспешно вытащив из сумки три фотографии: свою, Милы и Юлия, суетливо выложила их на стол перед креслом ведьмы.

— Вот.

— Выпить хочешь? — спросила она.

Я кивнула. Потом, подумав, кивнула еще раз — мне вдруг отчаянно захотелось напиться.

Иванна молча показала мне на начатую бутыль, осажденную кольцом стаканов, и вальяжно развалилась в своем кресле, лихо закинув длинные ноги на спинку. Ее движения были по-кошачьи нелепыми и самоуверенными. И даже монокль, через который она принялась рассматривать фотки, внезапно показался мне органичным.

Бескомплексно наполнив рюмку до краев, я опорожнила ее наполовину.

И неожиданно расслабилась. Безмятежносладкое вино разморило нёбо. Приторная муть нырнула вглубь, успокоив мой сведенный от напряжения живот. Беспорядок вокруг был таким привычным — родным… От камина шел не жар, а покой. Стало легко — почти все равно. И подумалось: «Зачем я сюда пришла? Неразрешимая проблема — все равно что нет проблемы. И говорить-то о ней не стоит».

Карамазова отбросила фотографии и с шиком выронила монокль из глаза — он повис на черном шелковом шнурке, опоясывавшем змеей ее бледную, не тронутую загаром, шею.

— Ну и? — Она в упор посмотрела на меня.

Я увидела, что глаза у нее удивительные — ярко-желтые, как у тигра, — настоящие ведьмацкие глаза.

— Маша говорила, что вы можете приворожить мужчину… Точнее, она говорила, что вы ворожить не умеете… но теперь я понимаю, что… вы… ну, в общем… вполне…

Я запиналась не хуже, чем школьница у доски, хотя обычно не страдала недостатком красноречия. Просто…

Просто я и сама толком не понимала, о чем именно хочу ее попросить!

— Я не смогу приворожить его, — безапелляционно отрезала ведьма, ткнув пальцем в фотографию Юлия.

— Значит, вы на самом деле не умеете колдовать? — разочарованно протянула я.

— Говори мне «ты», — предложила она вскользь. — Колдовать-то я умею, Женя…

— Тогда почему?

Странно, я даже не удивилась, что она знает мое имя!

— Потому, Женьшень, — произнесла Карамазова сквозь зубы, — что сильнее, чем он тебя любит, уже не любят. Если я добавлю к этой любви хоть один градус, единственное, что он сможет сделать, — это тебя убить.

— А Мила? Разве он не любит Милу? — обрадовалась я.

— Может, и любит… смотря что вкладывать в это слово.

Ведьма недоброжелательно закурила и окинула меня проницательным взглядом желтых глаз.

— Ладно, не морочь мне голову, рассказывай все по порядку.

— Это длинная история… — заколебалась я.

За спиной что-то скрипнуло и, резко обернувшись на звук, я увидела, как из окошка стенных часов выпрыгнула лазорево-голубая кукушка и торжественно объявила:

— Времени не существует!

* * *

Когда взошло твое лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно все, что я имею.

Это заученное мной в четырнадцать лет стихотворение тезки — романтического Евтушенко 60-х — стало саундтреком моего последнего киевского лета.

То был странный роман. И, помню, в какой-то момент я поклялась себе: «Чем бы он ни закончился, я все равно буду вечно благодарить Бога за то, что он был!» Таким невообразимым светом залило это чувство всю мою жизнь.