Я - ведьма [СИ]

К семи прибежали сыновья, устроили набег на холодильник и кастрюлю с борщом. Потом умчались по своим делам — Леша к девушке, Коля с друзьями на футбол.

Ольга проводила их с улыбкой, потом взялась за ужин. А сердце нехорошо так сжалось. Женщина отложила нож, села, задумалась. Дети — нет, там все хорошо. Работа — нет, и там все идет, как должно идти, не без сложностей, но это так… рабочий процесс. Муж? Сердце екнуло.

Костя вернулся поздно, хмурый, не разговорчивый, даже не обнял. Другая обиделась бы, ушла и с мужем не говорила, только Ольга не была другой. Никогда не была. Как и ее мать. Как и ее бабушка по материнской линии. И родинка над левой грудью у нее наследственная и это странное умение видеть то, что другим неведомо. Вот и сейчас, смотрит на мужа, а видит вокруг его шеи что-то черное, как петля.

— Ужинать будешь?

— Ничего не хочу, — Костя бросил куртку, мимо прошел даже не глянул, — оставь меня в покое.

Мимо-то прошел, а это черное следом за ним тянется. Ольга скрипнула зубами!

Многому ее мать учила, многое мимо ушей прошло. Свою дочку Оля не учила ничему, считала, что не нужно все это и вот… дожилась.

Злость душила, рука сама к ножу потянулась… Оля взяла нож и начала рисовать на столе квадрат, снова и снова проводя по воображаемым контурам. На столе чертила, а в уме представляла дом, квартиру, детей, мужа… На муже нож дрогнул, словно ощутил сопротивление.

Ольга взяла нож обеими руками, представила Костю, так ярко, словно фотография его на столе была, и, обводя квадрат, тихо заговорила, слова сами пришли:

— Отсекаю злые помыслы, отрезаю беды, отделяю от чуждых желаний. Отсекаю злые помыслы, отрезаю беды, отделяю от чуждых желаний. Отсекаю злые помыслы, отрезаю беды, отделяю от чуждых желаний. Отсекаю злые помыслы, отрезаю беды, отделяю от чуждых желаний.

Говорила и говорила, и водила ножом по столу снова и снова… И отрезала! Как глазами увидела, что черная нить упала, вздрагивает. Тут из комнаты голос мужа услышала:

— Оль, Оленька, мне что-то плохо, как душит.

Побежала почти, вошла, а Костя лежит бледный, шею невольно растирает. И подошла, и обняла и зацеловала, и осторожно касаясь, сняла то, что петлей выглядело. Он уснул почти сразу, улыбаясь и держа ее правую руку у лица, так губами к пальцам прижавшись и уснул.

А в ее левой руке билось чужое заклинание, чужая сила.

Оделась, сказала дочери, что скоро будет и пошла по нити. И злость такая, ярость, гнев. Наклонилась, нити коснулась. Противная чужая сила, словно пиявку потрогать, но взяла, собирать начала. Так и шла, кутаясь от холодного порывистого ветра и собирая чужую нить, чужое заклинание. Не села ни в маршрутку, ни в такси — нельзя было, иначе нить можно было бы потерять.

Долго шла, замерзла совсем, а нить уже вокруг руки билась, значит немного идти осталось. Пятиэтажка на окраине, там на третьем этаже свет горит, и в окне непрестанно девушка мелькает, ждет кого-то. Устало поднялась на третий этаж, нажала на кнопку звонка.

За дверью раздались быстрые шаги и счастливое «Костенька, пришел!».

Дверь распахнулась, секретарша ее мужа невольно тут же отступила назад и испуганно выдохнула:

— Ольга Николаевна?

— Здравствуй, Виктория. Войди можно?

Девушка посторонилась, едва Ольга вошла, закрыла двери. Оля прошла в комнату и с улыбкой сбросила собранную нить на пол. Села на диван и слушала.

Виктория металась по квартире, пытаясь скрыть приготовления к романтическому ужину. Спешно тушила зажженные свечи, видимо подожгла едва звонок услышала, говорила о погоде, пыталась узнать, чем вызван визит и… путалась в нити, как путалась в собственной лжи. И вот уже замедленные движения, словно каждое дается с трудом, вот уже растирает шею, расстегивает ворот платья, чувствуя, что задыхается, будто трудно делать вздох.