Две восковые фигурки — Тёмы и Алены — лежали на том же месте, где она их оставила, целые и невредимые — без дыр от иголок. Две иглы: красная — любовь, синяя — холод, валялись рядом, без следов воска на острие.
Иванна не совершала ритуала!
Почему же Алена охладела, а Артем воспылал страстью?
— Неужели я способна на такое?! — поразилась колдунья.
Однако «больная» выздоровела от любви! А «злодей» наказан любовью! С тех пор прошел месяц. Тёма вот-вот появится здесь…
Словно отзвук ее мыслей, длинно звякнул дверной звонок.
Но она не спешила открывать «жениху».
Взяв зеркальце со стола, ведьма заново изучила свое изуродованное годами лицо.
— Если я не убивала его, отчего я состарилась на целых пятнадцать лет? — испуганно спросила она себя.
И ему нельзя было отказать в своеобразной логике.
— Вопрос лишь в том, — криво улыбнулась Карамазова отражению, — кто наказал меня за злонамеренность? Господь? Или я сама?
— Вот такая история… — окончила Карамазова и затушила сигарету в пепельнице. — Не веселая, но весьма поучительная.
— Так чем же все окончилось? — нервно спросила Могилева. — Я что-то не поняла. Бывший жених пришел к тебе вчера и…
— И ушел. Ему предстоит долгий-долгий путь.
— А что с ним будет дальше?
— Он женится на Томе, чтобы притупить не проходящее чувство вины.
— А тебя Бог состарил за то, что ты хотела убить его?
— Нет, Наташа. Если бы я действительно хотела убить Артема, он был бы мертв…
Ведьма подошла к бесснежному темному окну, постучала пальцем по стеклу, и в ту же секунду, словно рыбки на зов хозяина, к ее пальцу поплыли с неба белые снежинки.
— Бог поступил со мной иначе — он наделил меня даром осуществлять свои желания, — произнесла она. — Мне достаточно захотеть чего-то, и это станет явью. Но мысли и желания — не одно и то же. Формулируя в уме мечты, мы зачастую хотим совсем иного. Иногда прямо противоположного. Я приняла решение убить Артема. Но в глубине души не хотела ни погибать сама, ни убивать его — я жаждала справедливости. И я получила ее! Алена разлюбила и избежала страданий, Тёма раскается, а я… наказана. Я сама вынесла себе приговор — пятнадцать лет лишения жизни, потому что хотела быть наказанной с того самого первого дня, когда убила главного режиссера, до того часа, когда признала за собой право убивать. Вина — вот ампула с ядом, которая была зашита в моем сердце.
— Но твой режиссер был сволочью! — попыталась возразить Наташа.
— То же самое говорила себе и я, — кивнула ведьма в ответ. — Пять лет я была слепа и глуха к истине Я думала о мести. Не за минувшие обиды — за свое вечное ведьмачество! Я винила в нем Артема, Людина, свою дурную кровь, даже Господа Бога… И только одна простая мысль не приходила мне в голову все эти годы: виновна я сама.
— В чем?! — возмутилась певица. — В том, что тебя подставили, надругались, уволили на хрен?!
— Я стала ведьмой не после того, как меня изнасиловали и предали, а после того, как убила человека! Все дело в том, моя дорогая, что, какой бы справедливой ни казалась нам кара, в процессе ее преступник теряет только свою жизнь, а палач — душу.
Если бы я знала литературного критика, способного оценить Лузину как писателя и человека, я бы радостно уступила ему честь написать послесловие. Но такого я не знаю. Зато хорошо знаю автора.
Так, тихо, не так…
Точнее будет сказать: я лучше других знаю, насколько я ее не знаю!
С Ладой Лузиной образца газеты «Бульвар» я познакомилась много лет назад в «Звездном пресс-клубе», собирающемся каждую пятницу в клубе «Бинго». Я до сих пор ностальгирую по тем временам, когда звезды, журналисты, музыканты, поэты, именитые и начинающие, варились в одном вкусном вареве: встречались, общались, дискутировали, конфликтовали, но были едины и верили в свое великолепное будущее. Там и тогда рождалась новая волна украинского шоу-бизнеса. Я считалась еще юной, но подающей громогласные надежды певицей, «Бульвар» был годовалым, но уже громкоговорящим изданием, а Лада начинающей, но уже заявившей о себе журналисткой. Она размахивала мундштуком с вечно дымящейся сигаретой, носила ярко-красное лакированное платье с красными перчатками и явно претендовала на статус красной тряпки, выплясывающей тарантеллу перед стадом удивленных быков.