Я, Великий И Ужасный (СИ)

Дальше были витиеватые папуасские тосты: за возвращение, за новых заморских друзей, за здравье Солнцеликой и Духами Хранимой, за будущего наследника престола Пеу, Каноку Нового. Здесь я вынужден был уточнить у сидящего по левую руку Кано. Мой сородич подтвердил: да, действительно, Рами благополучно разрешилась три месяца назад от бремени, да, родился мальчик, которого назвали в честь дяди первого типулу-таки, имя выбрали по совету говорящих с духами, которые ради этого собрались со всей Западной равнины. Если честно, мне сейчас стало немного стыдно: сам-то я на берегу не догадался поинтересоваться насчёт тэми, полгода назад дохаживавшей последние недели беременности.

Народ продолжал толкать обычный набор пиршественных речей. Я слушал из вполуха.... До Ванимуя, посвятившего свой спич государственной мудрости типулу-таками. Первые фразы на "торжественном языке" были вполне стандартными, и из состояния лёгкого осоловения, отягощенного столь же лёгким опьянением, меня не вывели. Но потом пошли какие-то намёки о дурном влиянии, от которого следует избавить всеми нами обожаемую и почитаемую повелительницу - непонятные мне, зато нашедшие живой, отклик у остальных присутствующих. Именно то, как построжели и напряглись присутствующие на пиршестве туземцы, и заставило прислушаться, что же там такое "чешет" хонский регой: не в том сейчас я состоянии, чтобы вникать в заковыристые обороты. Но едва до меня дошёл смысл слов Ванимуя, благодушное отупение как рукой сняло. Ничего конкретного сказано не было, но и маловнятных намёков хватило для создания нервозной атмосферы: вохейцы, видя нехорошее возбуждение хозяев, невесть чем вызванное, тоже напряглись. Некоторые из них машинально потянулись за отсутствующим оружием. Ответная реакция папуасов не заставила себя ждать - мои орлы и "сильные мужи" тоже потянули руки к поясам, тут же впрочем, спохватываясь, и от этого начиная раздражаться. Не хватало ещё драки между заморскими гостями и туземцами. Нужно было что-то делать.... Я выцепил глазами Хиштту, присутствующего здесь в качестве переводчика. Тот, поймав мой взгляд, вопрошающе посмотрел в лицо. Короткого кивка хватило, чтобы молодой сектант оказался рядом со мной. Вместе мы пробираемся мимо пирующих к Тхурве-Шурыму. Тенхорабит заметно нервничая, переводит слова Сонаваралинги-таки: "Тут наше, внутреннее дело. К гостям это совершенно не относится, пусть помощник посла успокоит соотечественников". "Господин контролёр", согласно кивает и начинает громко "шипеть" по-вохейски: "Не дёргаться! Местные о своих проблемах говорят. К нам никаких претензий ни у кого нет!". Постепенно народ успокаивается. Кое-кто пытается опять улыбаться соседям-иноплеменникам. Но прежняя атмосфера доброжелательного взаимного интереса улетучилась. Минут десять мы ещё сидим, в почти полной тишине, пока Ретабушва, на правах командира экспедиции, не говорит: "Дорога была дальняя и нелёгкая. Благодарим мужей Пеу за гостеприимство. Но нашим людям пора отдыхать".

Кано тут же начинает распоряжаться насчёт сопровождающих для заморских гостей. Несколько минут занимают взаимные расшаркивания и реверансы, и вохейцы отбывают восвояси, то есть в бараки на берегу. Назначенные сонаем в качестве провожатых "макаки" тащат несколько громадных корзин с мясом и сладкими корнеплодами. "Чтобы уважаемым гостям было чем подкрепиться утром" - комментирую на прощание.

Наконец чужеземцы покинули нас - даже Хиштта. Но тот просто сопровождает гостей в качестве переводчика, на всякий случай, до места ночлега, где передаст в руки Тагора. И я могу приступить к выяснению: что же такое творится в "датском королевстве", на Пеу то есть. Зная своих папуасов как облупленных, понимаю всю бессмысленность расспросов прямо здесь, на пиру: получу море ответов от всех сразу, но только не хором, а в разнобой. Потому объявляю торжественную часть трапезного мероприятия завершённой, но не запрещаю желающим продолжать банкет, так сказать, в частном порядке. А затем командую Гоку, Кано, Ванимую и ещё нескольким наиболее толковым из присутствующих следовать за мной. Направляюсь к кирпичному зданию, ещё до моего отъезда получившее практически официальное наименование "Вохейского" или "Заморского" Дома. Причём из всех существующих в папуасском языке слов, означающих строения, народ выбрал, проникшись необычностью сооружения, то, которым принято именовать сооружения для общественных нужд или мероприятий.

Пока я "ходил за моря-окияны", будущий учебный корпус с архивом и библиотекой успели отстроить "под ключ" и даже ввести в эксплуатацию: выложенный камнем и плиткой пол был, допустим, ещё при мне, а вот низкие столики для письма и плетёные из тонких ветвей и травы перегородки, разделяющие помещение на полдюжины кабинетов, этого я не застал.