Я верю в завтра

— Я наделал столько ошибок, Бритт. Мне казалось, что в нашей семейной жизни все нормально… Только когда мне сообщили, что твой самолет разбился и ты погибла, я увидел все так ясно… Я понял — увы, слишком поздно! — что требовал от тебя невозможного. Я привез тебя в чужой город и заставил приспосабливаться к своей жизни, принять мою семью, моих друзей, как будто они были тебе такими же близкими, как и мне. В глубине души я понимал, что нам не стоит жить с моей матерью, но предпочел закрыть на это глаза, потому что считал, что я у нее в долгу.

— В долгу? За то, что она тебя родила?

Крейг лег на спину и уставился в потолок.

— За смерть Мартина… Мне казалось, что поскольку я был причиной гибели брата, значит, обязан загладить вину перед матерью, оправдать надежды, которые они с отцом на него возлагали.

— Но как ты можешь обвинять себя в его смерти? Ведь тебя даже не было на яхте, когда это случилось!

— Однако я должен был там быть. Мы с Мартином собирались утром поплавать на яхте, но накануне я долго занимался — готовился к экзаменам — и потому проспал. Когда он начал меня будить, я огрызнулся — вот, мол, если он такой умный и ему не надо корпеть над учебниками, это еще не значит, что и мне учеба дается так же легко.

Слово за слово, и мы поссорились всерьез. В конце концов Мартин в бешенстве выскочил из коттеджа и отправился на яхте один. Если бы я был рядом, я сумел бы его спасти, когда яхта перевернулась и он очутился в воде…

— И с тех пор ты искупаешь свою вину?

— Да, наверное… Но только понимаешь, Бритт, до недавнего времени я сам этого не осознавал. Я только знал, что существуют вещи, которые я обязан сделать, цели, которых обязан достичь. Ну, например, как можно лучше сдать экзамены, добиться успеха в карьере… Когда мы поженились, я привез тебя в дом моей матери, потому что считал — если мы не станем жить с ней, она решит, что я ее предал. Это был самый главный мой долг, понимаешь? Мартин всегда был любимчиком и отца и матери и умер, как я считал, из-за меня. Я не мог поступить иначе…

— А Стефани, вдова Мартина? Ты считал, что обязан загладить свою вину и перед ней?

— Мне кажется… Пожалуй, да. Мы никогда об этом не говорили, но сознание вины все равно преследовало меня.

Бритт вдруг стало холодно, и она теснее прижалась к Крейгу.

— А потом ты женился на мне и привез в свой дом. Когда ты понял, что совершил ошибку, что я не вписываюсь в твою жизнь? — негромко спросила она — не потому, что ждала ответа, а потому, что хотела высказаться до конца.

Крейг покачал головой.

— У меня никогда не было подобных мыслей, Бритт.

Поколебавшись, он добавил:

— Меня действительно беспокоило, что та близость, которая была между нами вначале, словно куда-то исчезает. Но, к сожалению, я ничего не мог поделать, не знал, как вернуть то… то чувство, когда мне казалось — мы вдвоем и нам принадлежит весь мир! Я ничего не предпринимал, надеялся, что все как-то наладится, но постепенно все становилось хуже и хуже. Дошло до того, что временами у меня было такое ощущение, что мы просто живем под одной крышей, спим в одной постели, но мы уже не близкие люди, не муж и жена… Но я никогда не считал, что совершил ошибку, женившись на тебе. Ты — самое лучшее, что у меня есть в жизни. Как же я могу считать наш брак ошибкой?

— Но в тот вечер накануне моего отъезда ты сказал, что хочешь утром поговорить со мной. У тебя было такое холодное, чужое лицо, что я решила — речь пойдет о разводе. Поэтому я и решила уехать к Линде.

— Я хотел спросить, не возражаешь ли ты, если мы станем жить собственным домом. А если я выглядел мрачным, то только потому, что понимал — я не смогу дать тебе всего, что ты заслуживаешь, по крайней мере, в ближайшее время. Дело в том, что я собирался оставить фирму Эквайера и основать свою собственную, чтобы заниматься теми делами, которые мне действительно интересны. Работа с неимущими клиентами убедила меня в том, что я занимаюсь не своим делом, служа у Эквайера.

Но, как ни странно, когда Джон предложил мне стать его партнером и услышал, что я об этом думаю, он согласился, чтобы я не бросал благотворительную деятельность, а делил время между его фирмой и тем, что мне действительно интересно. Но тогда, полтора года назад, я этого не знал. Мне казалось, что, оставив фирму, я обрекаю себя — да и тебя тоже — на годы долгой, изнурительной борьбы. Мне хотелось удостовериться, что ты меня поддержишь — ведь предстоящие изменения касались не только меня, но и тебя, однако я не знал, как ты воспримешь мои новости…

— О Крейг, конечно же, я бы согласилась! — воскликнула Бритт. — Меня никогда не интересовало материальное благополучие. Я поддержала бы тебя во всем. Разве ты этого не знал?

— Я не был уверен. Я во многом не был уверен…

— А сейчас?

— Теперь — да. Но должен признаться, что вчера ночью, пока я лежал и ждал, решишься ли ты прийти ко мне, я ругал себя на чем свет стоит за то, что не доказал тебе своей любви.

— Ты хочешь сказать, что не спал и смотрел, как я раздеваюсь? Какой же ты негодник, Крейг!