Читаем Я вернулся полностью

Снег идет без конца. Хочется его пить, курить, купаться. Якутская кровь, с этим ничего не поделать. Профессорская дочка вышла со мной убирать снег. Я чувствую себя Макаренко. Может быть, у меня к ней, я боюсь этого слова. Иногда пятилетнего брака и двух сыновей недостаточно, но вдруг, когда фифа, с которой вы проживаете, выходит вместе с вами убирать снег, вы начинаете приглядываться к ней повнимательнее. Скорее всего, ее выход с лопатой -- чистейшая случайность. Может быть, она слышала, что мой каток показывали по телевизору. Других реальных причин я пока придумать не могу.

Старушки -- смешной народ. Они любят сидеть на морозе и торговать. Идет снег или дождь, но сидит очередь инициативных старушек, обхохочешься. Молодых берут в участок, а старушек милиция не трогает. Старушки и рады были бы, чтобы их увезли с мороза. Но куда их повезешь? И их там надо кормить, даже если это какая-нибудь специальная тюрьма для старушек или спецприемник. Да еще теплой пищей. И милиция их почти бесплатно вообще не замечает. Торгуют кто чем, кто соленьем, кто вареньице варит. Попрячут свои ящики за Союзпечатью и под кустами, а утро наступает и уже снова тянутся с мешочками. Я довольно хорошо варю яблочное варенье и клубнику, скоро я натренирую себя на старушку и попробую с ними там зарабатывать. Правда, радиокомитет обещал заплатить мне за серию передач, но только двадцать семь рублей за семь передач. Это доллар с четвертью. На семь эта сумма вообще не делится, поэтому я не могу определить, сколько стоит одна передача.

Кондуктора обходят беременных женщин и женщин с новорожденными стороной. Денег с них не берут. В городе заговор кондукторов! Я тоже хочу стать кондуктором. Но я точно знаю, что я буду весь день ходить и зажиливать билеты. А еще хуже, что я весь день буду считать, сколько раз по два рубля я уже наворовал, и все время сбиваться, поэтому я пока не работаю.

- Что это у тебя на шкафу? -- спрашивает меня Женька.

- Это тыква.

- Почему она не желтая?

- Она пожелтеет.

Мы все тут еще пожелтеем.

- Я за тебя держусь, - задумчиво говорит она, - только потому, что все остальные мужики еще хуже.

- Но достаточный ли это повод, чтобы портить мне жизнь?

- Достаточный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза