Я вернулся

В Питере настоящий театральный бум. Актеры ничего не получают, какие-то жалкие крохи. Ставка Алисы Фрейндлих около семисот рублей — сегодня это долларов пятьдесят, а у молодых актеров вдвое меньше. Но в половине театров аншлаг. Билеты стоят порядка доллара, но можно пройти дешевле. А хлеб не стоит ничего. Рубль двадцать полкирпичика. Но это настоящий хлеб. Плохо, если не будет сливочного масла, эстонского или в крайнем случае вологодского, но он и без масла замечательный. В Иерусалиме черный хлеб в магазинах «Клим и Слава» — очень скучный. Хороший хлеб делал Володя Хлебник. Если вы иерусалимец, то вы должны были его пробовать. Хлебника еще знают как Володю, «который не садится». Сейчас он работает грузчиком на перевозках, но вообще-то он театральный режиссер и кончил «Щуку». Но он не может жить как люди. До Иерусалима он был евреем-крестьянином в Ленинградской области и подарил Ленгорсовету свою коммунальную комнату. Весь Ленгорсовет высунулся, чтобы посмотреть на такого идиота. Но самый идиотский шаг он совершил в прошлом году. Грузчиком он несколько лет работал по-черному. Так вот он сосчитал, сколько за эти годы он должен государству налога, получилось пятнадцать тысяч. И он послал эти деньги по почте налоговому управлению. В руки они отказались принимать, надеялись, что он одумается. Это был первый случай в истории Израиля, что кто-то без требования присылает пять тысяч долларов этим прохиндеям. Ему все ребята грузчики говорили, что уж лучше отдал бы детскому дому. Так нет, говорит, детскому дому я должен отдать свои, а это деньги государства! Как будто он найдет другие пять тысяч для детского дома. Редкий мудак. Одно слово — «щука». По этому вопросу я ничего больше добавить не могу.

Я брожу по Большому проспекту и задыхаюсь от счастья. Так в 38-м году борцы «за возвращение на родину» улыбались в столыпинских вагонах. Тонкие кривые ноги никогда раньше не казались мне такими обольстительными. Я уже сто лет не был в постели с русской женщиной! «Да, да, — говорю я своей жене Женьке, — ты еще маму вспомни! Тем более что, может быть, ты беременна. Ты не хочешь поехать рожать в Израиль?» «Я тебе поеду! Женишок!» — отвечает она. Ограниченная женщина. Она ко всему относится слишком буквально.

И все-таки можно ли выжить? Если будет субсидированный хлеб, то да. Мы возвращаемся к фантастической простоте. Счастье — это когда есть хлеб. Лучше брать кирпич, круглый не покупайте.

РЕПОРТАЖ 5

Ах, когда я вернусь.

Галич

В сберкассах нет рублей. Так и написано: «Рублей нет». Стоит очередь, ждет, что явится какой-нибудь идиот с пачкой рублей. Может быть, он захочет купить себе здесь доллары. Может быть, ему нужно ехать в командировку в Бангладеш, и ему выдали на компрессорном заводе толстую пачку рублей. Я решаю ехать дальше и менять деньги на базаре у турков. «Покупаем тонны жратвы, но это все как слону дробинка», — говорит женщина в коричневом берете. Я меняю деньги по не очень высокому курсу и покупаю себе пять баночек шпрот. Раньше я обожал шпроты. Сейчас меня от них поташнивает. Люди спокойны. Женщины женственны и ногасты. Социального бунта нет. Еще пару часов я продолжаю патрульный полет по городу. Афиши мужского балета. Миленькие козлы в розовых пачках. Из любопытства я бы посмотрел минуты полторы-две, но из-за двух минут не хочется тратить деньги. «Да и имеет ли это отношение к балетному искусству», — высокопарно думаю я. В глубине души я боюсь, что меня могут в зале изнасиловать. Но моя жена, профессорская дочь Женька, говорит на это, что у меня ложное представление о ценности моей персоны. Она не представляет, чтобы лицо любого пола могло бы мною увлечься, но на свободу она меня при этом не отпускает. «Все-таки, кажется, я беременна!» — с возмущением докладывает она. «Может быть, это судьба!» «Презервативом надо пользоваться, а не судьба, ты специально меня бесишь!»