Читаем Я вернусь… полностью

…Запускаю руку в карман куртки, на дне которого полно табачных крошек, затягиваюсь последней сигаретой и любуюсь луной, серебрящей шелковую гладь Босфора. Дождь убрался восвояси. Рядом, закутавшись в лиловый плед, сидит Мирумир. Вглядывается в ночной горизонт, грызет подсоленные фисташки, вне существующего времени. Между нами небольшое расстояние, совсем не ощущаемое.

Сейчас, именно здесь, на берегу самого душевного на свете пролива, понимаем, что смогли выработать в себе иммунитет на расстояния. Теперь нам не страшны минуты, часы, дни и другие временные измерения. За последние дни между нами укрепились те самые невидимые нити, которые принято называть чувствами. Я надеюсь, что они выдержат проверку на прочность…

Мирумир скоро ехать в Москву. Каждый раз, подпадая под тревожную власть этой мысли, я хочу сжать ее в объятиях, спрятать от приближающегося урагана. Сдерживаюсь. «Пойми меня… Отпусти, не выпуская из сердца». Даю слово. Мирумир сегодня необычайно прекрасна. Розовая водолазка с широким горлом, тугой узел волос на затылке. Лунное сияние оттеняет ее лицо сверкающим перламутром. Мирумир похожа на русалку, всплывающую на поверхность, чтобы поприветствовать якамоз[48]. Она, оглядывая засыпающий Золотой Рог, замечает на себе мой пристальный взгляд.

«…Море никогда не проявляет человеколюбия. Только когда мы в тревоге, оно с нами заодно. Знаешь, Светусвет, раньше я была согласна, а после знакомства с Босфором – нет. У него такое широкое сердце, что он и радуется, и грустит с нами. Чувствует состояние людей, приходящих к нему. Знает, когда нужно заговорить, а когда просто помолчать… Я буду скучать по нему».

Перебираю взглядом мелкие волны пролива, так ясно различимые под луной. «Ты так сказала, будто на год уезжаешь…» – «Веришь, а для меня даже час вдали от тебя, от Босфора будет мукой… Сама себе удивляюсь. Как я раньше жила без вас?.. У меня такое чувство, будто я всегда была здесь и никогда не знала другой жизни… По-твоему, это побег от прошлого?» Кидаю камешек в воду. «Нет, любимая. Скорее, ощущение своего места в жизни, наконец-то найденного…» Мирумир смотрит на меня со спокойной улыбкой на лице. «Иди ко мне…» Сажусь к ней ближе. Главное в жизни любого человека – возможность делиться любовью. Может, прозвучит банально. Но так и есть. Проверьте…

<p>8</p>

…Разбудило меня «Istanbul FM», взорвав утреннюю тишину извержением из недр ненавистного будильника. Гёкхан Тепе распевал с воодушевлением «Gel askim»[49]. Я выпростал руку из-под одеяла, взял часы с тумбочки. Через двадцать минут стрелки сойдутся на восьмерке. Черт, в самом деле пора! К девяти нужно быть в редакции. Сегодня возвращается шеф – и конец свободе. Скатился с кровати, подтянул сползшие трусы, поплелся в душ.

Уже в прихожей уловил аромат вишни. Заглянул на кухню. Мирумир, в усыпанном мукой фартуке, раскатывала тесто и вырезала стаканом из него кружочки. В розовой миске светилась рубиновым блеском размороженная вишня в бриллиантовых крупицах сахара. На плите закипала вода в кастрюле. Сдув со лба выбившуюся прядь, она улыбнулась мне. «Эй, соня, давай в душ, а потом завтракать… Я сварила кофе и кое-что вкусненькое из украинской кухни приготовила».

Подхожу к ней, изучаю кулинарный бардак на столе. «Пирожные с вишней? Ммм, обожаю их…» Кладет в середину одного из кружков пару вишен, защипывает края в красивый узор. «Какие пирожные, дорогой?! Это вареники. Шедевр украинской кухни… Надо не вопросы задавать, а пробовать. Ладно-ладно, иди в ванную, я пока приберу здесь». Мирумир смотрится на кухне невероятно сексуально. В ее движениях, манипуляциях проявляется какая-то чарующая неопытность…

Никогда не ел вареников. Хотя у меня бабушка по папиной линии русская с украинскими корнями. От Анны Павловны мне досталась любовь к Гоголю – классику я обязан знанием русского. Бабушка рано умерла – мне было восемь лет. Может, она и готовила вареники, но я, честно говоря, не помню…

Наливает кофе. И себе, и мне. В наши любимые кружки. Моя – салатового цвета, ее – оранжевая. «Вареники по-разному готовят. Я – по бабушкиному рецепту. А вот моя тетя лепила вареники размером с небольшие пирожки и готовила их на пару. Получались такие пышки. Правда, тесто было другое. Забыла рецепт…» Уплетаю вареники, поливая их медовым соусом. «Уверен, твои вареники самые вкусные…» Мирумир, умиляясь, наблюдает за мной. «Жаль, сметаны в Турции нет. С ней намного вкуснее. Но и с медом тоже ничего…» – «Мне добавки! Ellerine saglik!» – «Afiyyet olsun, canim!..[50] Слушай, а я уже турецкий выучила»…

* * *

…Листаю свежий номер «FHM». Она читает «AciCikolata» Лауры Эскивель, спрашивая у меня перевод незнакомых слов. «Я еще в Москве прочла эту книгу. У нас ее назвали „Шоколад на крутом кипятке“. Хоть роман и напоминает мексиканский сериал, но… Эскивель напоминает, что каждая женщина в душе немножечко ведьма. И ведает она, как с помощью обыкновенной стряпни влюбить в себя мужчину…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза