Я вернусь, когда меня не станет

Выкурив почти до половины сигарету и поглядывая на ершистую коллегу, словно раздумывая, стоит ли с ней говорить или лучше оставить в состоянии обмана, Нонна все-таки вернулась к животрепещущей теме:

— Не надо сердиться, поверь, зла я тебе не желаю. Ты очень славная, из нашего офисного серпентария мне симпатична только ты, есть в тебе искра… порядочности, доброты, искренности, что ли. Поэтому хочу предостеречь тебя…

— Предостеречь? — дернулась Вика. — В каком смысле?

— В прямом. Минуту назад ты светилась счастьем, немножко несвоевременно в данных обстоятельствах, не находишь?

— Почему не говоришь прямо, раз уж завела этот разговор? А то я ничего не понимаю: при чем тут мой счастливый вид?

— Н-да… — покачала головой Нонна, ее обычной шутливости, за которой она прятала себя настоящую, как не бывало. — Поистине у влюбленной женщины разум автоматически вышибает, вот уж чего я не хотела бы пожелать себе. Значит, намеков не понимаешь. Тогда слушай. Думаешь, никто не знает о ваших с Шубиным отношениях? Все!

— Отно… Что значит — все?.. — залепетала Вика, чувствуя, как слабеют коленки. — Что именно знают эти… все?

— Что ты спишь с шефом, — огрела ее Нонна.

У Виктории во рту пересохло, голова закружилась от беспорядочных мыслей: как же так, откуда прознали? А что Даниил скажет теперь и как ей оправдаться? Понадобилась опора, ибо ноги подкосились в прямом смысле, слава богу, подоконник низкий, иначе Виктория очутилась бы на полу. Она присела на край, а Нонна наклонилась к ней, поставив одну ладонь на стену выше головы, и продолжала свистящим шепотом:

— О-о-о… Вижу, как сильно ты заблуждалась. Да, да! Знают все и моют вам кости, причем давно, вы — главный тренд в нашем серпентарии. И, конечно, местные бабетты завидуют тебе со страшной силой, естественно, ненавидят, готовы тебя в асфальт закатать живьем. И вдруг! В жену Шубина стреляют! Обалдеть. А тут ты являешься вся из света и сияния. Понимаешь, как смотришься в глазах сволочного коллектива? Ты радуешься убийству соперницы.

— Фу, какая чушь… — вымолвила Виктория, опустив ресницы и потирая вспотевший лоб. Но как они правы! — Это же… не так.

Допивая кофе, Нонна присела рядом с ней — жалкой, несчастной, убитой той же пулей, которая врезалась в сердце психопатки Шубиной. В данных обстоятельствах лучше открыть все карты, а не выбрасывать их по одной с иезуитской жестокостью.

— Это не все, Вика. — Та повернула к ней свое бледное испуганное личико с немым вопросом в глазах. — Знаешь, что сказала Ева, когда ты пришла сегодня на работу? «Судя по счастливой мордашке, напрашиваются ужасные мысли: не она ли заказала бедняжку Ирму?» То есть имела в виду тебя.

— Ме… меня? Но… ты же… ты так не… не думаешь? — спотыкалась на каждом слове бедняжка Виктория.

— Я — нет. Да и бабетты так не думают, включая стерву Еву, уверяю тебя. Они же не дуры. Но! Следователю будут говорить то, что сказала эта злая сучка.

— Почему?! Что я им сделала?

— Забралась в постель Шубина и слишком долго там лежишь — вот что сделала. Между прочим, до тебя Ева спала с ним.

— Ева?! С ним?!

— Не знала? Видишь ли, Викуля, иногда полезно в родном коллективе перекинуться парой слов о том о сем, а не с головой закапываться в работу. Это случилось давно, нас всех тут близко еще не было. А мне по секрету рассказала бывшая здешняя уборщица, я давно с ней знакома, она же посоветовала мне сюда сунуться, когда объявили новый набор.

— И мне родственница посоветовала… — вздохнула Вика, словно очень сожалела, что попала сюда.

— Однако контингент в офисе поменялся, а суть осталась прежняя, вот такая странность. Или закономерность — сюда сползаются только особи из отряда гадов. Но я отвлеклась! Ева тоже, как ты, думала, что никто об этом не знает, однако в нашем серпентарии утаить адюльтер, на который рассчитывали местные гадюки, невозможно. И, ах, какая жалость — в один прекрасный день шеф перестал на нее рефлексировать, Ева накатала заявление и ушла, думала, Шубин кинется за ней. Потом много воды утекло, появилась ты, а потом вернулась Ева — когда жена шефа открыла свою гнилую сторону, видимо, с прицелом вернулась, чтобы окольцевать Шубина.

— Теперь понятно, почему Ева такая недружелюбная.

— Недружелюбная?! Ха! Она ненавидит тебя, ведь ты отняла надежду переселиться в милый особнячок, стать его хозяйкой, попасть в элиту, получить статус светской львицы. Проще — ты отбила у нее мужика! За это травят ядом, расчленяют, режут и топят. Ева залезла под корягу и затаилась, ждет, когда можно будет нанести смертельный удар тебе.

— Я не знала.

— А если б знала, уступила бы? (Вместо ответа Вика опустила глаза.) Так… — Нонна откинула корпус и оценивающе посмотрела на Викторию. — Прекрасно! Выглядишь несчастной, удрученной и… глупой. Глупость смени на более умное выражение, ты все же экономист, для них характерна сдержанность и непроницаемость.

— Как сменить? — всхлипнула Вика. — Я не умею…