Правильно. Всегда одно и то же: «Если хочешь?», «Вот тебе чистая рубашка», «Уже поздно, гаси свет». Нет, не буду раздражаться.
— Ужасно хочу, мам.
Сейчас скажет, что надо мыть руки.
— Иди мой руки, будем обедать.
Отлично! Я вымыл руки, и даже с мылом. Сел за стол. Похвалил котлеты. Отдельно похвалил пюре. И ещё одну похвалу подвесил на подливку.
— Мама…
— Да? Ну, что?
Сделаем небольшую петлю.
— Мама, почему ты никогда не съездишь в санаторий или дом отдыха? Бывают же у вас, наверное, путёвки.
— В дом отдыха! А ты? Останешься один? Будешь сидеть голодным? Да ещё с какой-нибудь дурной компанией свяжешься, они только и подкарауливают таких неопытных мальчишек. Пока я с тобой, у меня душа спокойна. Выдумал тоже: дом отдыха…
— Видишь ли, мама, я это лето не буду жить дома.
— Не будешь дома? Опять туристы?
— Нет. Решил лето поработать.
— Не говори глупостей! — резко сказала мать. — Какая тебе работа? Зачем? Ты живёшь не в роскоши, но у тебя есть всё необходимое.
— Работают ведь не только из-за денег…
— Уж я знаю, ради чего люди работают. Всю жизнь роздыха не вижу…
— Вот я и хочу тебе помочь. Я поеду на лето рабочим в геологическую партию.
— Рабочим? В геологическую партию?
Мама смотрела на меня так, словно я собирался в Африку охотиться на львов.
— Кто это придумал?
— Что тут особенного? — сказал я. — Пришёл в школу один геолог, Вольфрам Михайлович…
— Вольфрам?..
— Вольфрам. Так его зовут. Есть металл вольфрам, очень ценный.
— Я без тебя знаю, что такое вольфрам! — сердито перебила мама.
— Мне просто повезло, что именно меня пригласили. Крупно повезло…
Но мама не считала, что мне повезло.
— Нет, ты не поедешь, — сказала она. — Я всю жизнь отдала тебе, ты — моя единственная радость, я не допущу, чтобы ты сломал шею где-то в горах, не допущу!
Я молчал. Мама заплакала. Так я и знал! Мне стыдно, когда она плачет. Стыдно и неприятно. Ведь на фронте была!
— Перестань плакать, — сказал я. — Не могу же я всю жизнь сидеть возле тебя.
— Я не хочу, чтобы ты стал геологом, слышишь, не хочу! — сквозь слёзы выкрикнула мама.
— Я еду не геологом, а рабочим.
Неизвестно, сколько длилась бы наша перепалка, если бы в этот момент к нам не позвонили. Мама бросилась пудриться: она не любит, чтобы её видели заплаканной, всех уверяет, что совершенно счастлива.
Я догадался: пришёл Витькин отец. Оказалось — в самом деле он. Мама пригласила его к обеду, принялась болтать какие-то пустяки, но потом не выдержала, пожаловалась на меня:
— Вы подумайте, какую глупость вбил себе в голову…
— Так ведь и мой тоже, — сказал Иван Алексеевич.
— Значит, вы вместе? — спросила меня мама металлическим голосом. — Почему ты мне не сказал?
— Я просто не успел.
Она до сих пор не верит, что это я сманил Витьку посмотреть Чёрное море и настоящие корабли. Считает меня жертвой Витькиной фантазии. Насчёт фантазии он, правда, молодец, но у меня, кажется, больше решительности.
— Вы, конечно, не отпустите Витю, — сказала мама.
— Да ведь как же парней держать, Елизавета Дмитриевна? — задумчиво проговорил Витькин отец. — Простор им нужен.
— «Простор нужен»! — насмешливо повторила мама. — Не простор он там найдёт, а погибель. Простудится, утонет, сорвётся в пропасть…
— Уж что-нибудь одно, — не утерпел я.
— Я пять раз тонул, — сказал Витькин отец. — Трижды был ранен. Один раз контужен. Попадал под автомобиль. А вот — жив!
— Когда Гарик окончит школу и институт, он тоже может по своему усмотрению тонуть и попадать под автомобиль, — сказала моя мудрая мама.
— Парень-то большой стал, — сказал Иван Алексеевич, — его теперь на помочах не удержишь. Таких чем крепче привязываешь, тем они сильнее прочь рвутся. Лучше уж отпустить…
— Иди погуляй! — прикрикнула на меня мать. — То дома не удержишь, а тут к стулу прилип!
Всё-таки она обращалась со мной, как с мальчишкой.
А может, я и в самом деле ещё мальчишка. На другой день шёл в школу — так пнул примёрзшую ледяную сосульку, что она чуть не врезалась в пожилого гражданина с толстым портфелем под мышкой.
— Хулиган! — заорал гражданин.
Я даже не стал огрызаться. Ха-ха, хулиган! Если бы знал этот тип, что я скоро поеду в экспедицию, он бы расплавился от зависти в своём зимнем пальто, как масло на сковородке.
Девчонка
Мы уезжали в воскресенье, и мама решила проводить меня. Нелегко было отговорить её от этого так, чтобы она не обиделась. Но мне в конце концов удалось. Мы простились дома. Витька тоже провёл со своими разъяснительную работу. Не в пионерский лагерь едем! Должны бы сами понимать…
Мы с Витькой пришли на вокзал без провожатых. Но Вольфраму это не понравилось.
— Что же, родители не захотели вас проводить? — спросил он.
— Некогда им, — сказал Витька. — Сегодня воскресник по благоустройству улицы.
Такой воскресник у нас, правда, проводился, но не сегодня, а неделю назад. Витька никогда не был сторонником стопроцентной точности. При этом чем значительнее содержание его речи отклонялось от истины, тем увереннее Витька говорил. У рассеянных преподавателей он пользовался большим авторитетом.