Я вернусь! Неудачные каникулы

Пожалуй, лучше было бы подготовить мать к разговору с Ириной Игнатьевной, самой рассказать о сегодняшнем происшествии. Но тогда вместо одной продрайки придётся выдержать две. А чистосердечное признание мало смягчит мать. Нет, лучше уж ждать, будь что будет…

И Юлька вела себя дома как ни в чём не бывало. Только чрезмерное усердие удивило мать: ни погулять не пошла, ни на лыжах покататься. Сидит и сидит за уроками. «Это беда, сколько задают уроков», — думала Анна Тимофеевна, сочувствуя Юльке.

В маленькой комнатке было тепло и уютно. На старом письменном столе лежали тетради и учебники и, возвышаясь над ними, горела настольная лампа с матовым абажуром. Юлька, склонившись над столом, решала задачу по тригонометрии.

Дело подвигалось туго: задача была как будто и простая, но всё упорно не сходилась с ответом. Юлька пересчитывала уже три раза — не сходится, и всё! Уж если выпал невезучий день, так ни в чём не жди удачи.

Юлька решала задачу, а сама прислушивалась. В кухне мать готовит ужин — крошит капусту. Ножик упал. У соседей по радио звучит музыка. Чайковский? Ну да. «Сентиментальный вальс» Чайковского. Отец ещё не пришёл — у него профсоюзное собрание. И Ирины Игнатьевны нет. Может, она всё-таки не придёт? Так, попугала. Смешно жаловаться родителям. Ведь девятый класс! Неужели она не понимает, что это смешно?

Юлька опять склонилась над задачей. Ой, да тут же надо множить, а она делила. Ну, бестолочь!

Не успела Юлька перемножить числа, как раздался звонок. Ручка замерла. Отец или Ирина Игнатьевна? Мать открыла. Послышался мужской голос. Отец.

— Занимается?

— Занимается. Целый день сидит и погулять не вышла.

Это они — о Юльке. «Правда, — подумала Юлька, — в школе уроки, дома уроки, свету белого не видишь…» Ей стало жалко себя.

— Юля, иди ужинать, — позвала мать.

— Сейчас, немного закончу…

Она переписала вычисления в тетрадь и вышла в столовую — вялая и хмурая, как и полагается усталому человеку.

Отец, наоборот, был весел и оживлён, точно не с работы пришёл, а с прогулки.

— Учишься? — сказал Юльке. — Скоро умней отца с матерью будешь, что тогда с тобой делать?

— И то уж без стука войти робею, — подхватила мать.

Юлька промолчала, не до шуток ей было сегодня, только улыбнулась из вежливости уголками губ.

— На той неделе будем пускать новый блок, — сказал отец.

Новый блок — это паровой котёл и турбина в одном агрегате. Словно бы ещё одна новая электростанция присоединится к старой. Уже целый год отец говорил об этом новом блоке. И вот — скоро будут пускать.

— Не знаю, как пойдёт. Опять придётся сутками работать.

— А тебе того и надо, — перебила мать. — Кто тебя на него гнал-то, на новый блок? Сам небось напросился, насильно никто не переведёт.

— Я не говорю, что насильно… Нужны опытные слесари, вот и перевели. Мне честь оказали.

— Да уж тебя только похвали, за похвалу на Луну полететь согласишься, — ядовито проговорила мать.

— На старых турбинах давление сто атмосфер, а тут сто тридцать, — продолжал отец, словно не заметив насмешки. — И пар горячее градусов на семьдесят. Тяжело придётся турбине, тяжело…

— Турбину жалеешь, себя не жалеешь, — сказала мать.

Раньше Юльке казалось, что отец во всём подчиняется матери и немного даже побаивается её. Однако в серьёзных вопросах он всегда поступал, как задумал. В споры с матерью не вступал, действовал тихо, где обходом, где шуточками, а своего добивался.

На работе отца уважали. И грамоты он получал, и премии, и бригаде его присвоили звание коммунистической. А работа у него была сложная. Юлька даже не представляла, какая сложная, пока сама не побывала на электростанции.

Нынче осенью, едва начался учебный год, повёл Алексей Иванович Юлькин класс на электростанцию. Юлька вместе со всеми ходила по просторным, чистым цехам, разглядывала огромные котлы и турбины, множество стрелок, огоньков, диаграмм на щитах управления, слушала грозный гул машин, от которого дрожал пол, а сама всё думала: где же отец? Ей хотелось увидеть отца за работой.

И Юлька наконец увидела его, когда вслед за Алексеем Ивановичем спустилась по железной лесенке в первый этаж машинного отделения. Отец стоял возле разобранной машины и, занимаясь своим делом, не сразу заметил ребят. А Юлька замерла возле колонны под какой-то горячей изогнутой трубой, похожей на огромную колбасу.

Что-то новое, незнакомое, какая-то непонятная красота почудилась тогда Юльке в родном человеке. Почему он казался красивым? Старая спецовка, тёмная рубашка, немолодое, усталое лицо… А глаза необычные — умные, сосредоточенные, строгие. Эти глаза, что ли, делали отца красивым? Нет, не только… Стоял он как хозяин, как властелин, как мудрец в этом царстве металла, и руки бережно, спокойно и умело выполняли тонкую работу.

Отец не ремонтировал машину. Он переделывал лопатки турбины, чтобы увеличить её мощность.

Когда первая машина после реконструкции успешно прошла испытания, бригада праздновала это событие.