Я вещаю из гробницы

— Ш-ш-ш, — перебил меня Адам. — Мы же не хотим, чтобы эта штука попала тебе в рот, верно?

И без поощрения с моей стороны он продолжил декламировать:

— Где нарциссы,
Предшественники ласточек, чья прелесть
Пленяет ветры марта?

Его пение вызывало в моей голове разные образы, и я подумала об отце, «Глэдис» и о цветах. Мы не увидим следующую весну в Букшоу.

— Я ненавижу нарциссы, — сказала я и внезапно заплакала.

Адам продолжил, сделав вид, что ничего не замечает:

— Фиалки… скороспелки бледные… буквицы-вострушки и царские венцы… разных лилий семья, ирис…[59] Старик Шекспир знал толк в царстве растений, видишь ли.

— Вы это выдумали, чтобы сделать мне приятное, — сказала я.

— Уверяю тебя, вовсе нет, — возразил он. — Это из «Зимней сказки». Вы, де Люсы, известны уже на удивление давно.

— Ой! — воскликнула я. Адам приложил сок нарцисса к особенно чувствительному месту на моем носу.

— Да, немного жжет, не так ли? — сказал Адам. — Полагаю, это нарциссин. Алкалоиды имеют свойство…

— О, замолчите, — сказала я, но уже смеясь.

Как он может понять?

Безнадежно.

— Ну что, мы тебя подлатали, — заметил он. — Пойдем в церковь?

— В церковь? — переспросила я и расправила свою юбку. — Разве вам не будет стыдно появиться вместе со мной?

Адам только рассмеялся и, взяв меня за руку, повел наверх между старыми камнями в церковь.

Когда мы шли по проходу, все головы поворачивались в нашу сторону. Как только мы втиснулись на первую скамью рядом с отцом и Даффи, Фели взяла первые аккорды церковного гимна.

Теперь вступил хор, располагавшийся в задней части нефа, запевший «Слава в вышних Богу» под бурный аккомпанемент органа.

Приблизившись к нам, каждый певец не преминул бросить косой взгляд в мою сторону, хотя все делали вид, что все как обычно и ничего не происходит.

Я сидела с чрезвычайно чопорным видом, представляя то еще зрелище: глаза почернели от пробки, лицо и шея покраснели от теплового удара и блестят от отравляющих соков нарцисса, одежда испачкана пылью органа, обуглилась и вся в подпалинах из-за взрыва эфира.

Даже глаза викария расширились, когда он проходил мимо и пел:

— The lamb high banquet call’d to share.
Array’d in garments white and fair…[60]

Звуки громыхали, сотрясая запятнанные временем скамьи, заставляя вибрировать старое дерево, когда содрогался остов древней церкви.

29

Я мало что помню о пасхальной службе. Для меня она стала не более чем неясным пятном и шумом пения, стояния, вставания на колени и механических ответов.

Потом мне рассказали, что Фели была великолепна; что хор пел ангельски (даже без мисс Танти) и что игра на органе установила новые стандарты музыкальной виртуозности в Бишоп-Лейси. Конечно, я могла полагаться только на слова Шейлы Фостер, и поскольку Шейла — лучшая подруга Фели, я бы и гроша не дала за ее мнение.

Неписаным правилом выхода из Святого Танкреда всегда было «Первые ряды выходят первыми», так что после благословения, двигаясь к дверям, мы всегда имели возможность рассмотреть тех, кто сидел сзади нас.

Когда мы плелись к задней части церкви, в четвертом ряду с конца рядом с проходом я неожиданно заметила инспектора Хьюитта и его жену Антигону. Поскольку я еще мучилась от неловкости из-за моего дерзкого поведения во время нашей последней встречи, мне надо было держаться с осторожностью. Следует ли мне отвести взгляд в сторону? Одарить изысканным приветствием кого-нибудь в другом конце прохода и притвориться, что я ее не заметила? Изобразить притворный кашель и пройти мимо с зажмуренными глазами?

Мне не стоило беспокоиться. Когда я проходила мимо, Антигона встала, протянула тонкую руку в перчатке, взяла меня за руку и притянула к себе.

Прошептала кое-что мне на ухо.

И когда она закончила, боюсь, я просто засияла. Я даже сунула руку ее сидящему мужу и настояла на том, чтобы мы обменялись рукопожатиями.

Неудивительно, что он обожает эту женщину!

Снаружи все рассредоточились на группки, чтобы поболтать и сделать вид, что поздравляют друг друга с пасхой. Пусть даже настоящие старые добрые сплетни начнутся только после следующей службы, обитатели Бишоп-Лейси представляли то еще зрелище в такую несусветную рань — за исключением отца, который вышел из дверей, обменялся с викарием дружеским рукопожатием и медленно двинулся в сторону дома, уставившись на землю.

В этот момент я решила, что определенно возьмусь за него. Как только вернусь в Букшоу, я приду к нему и потребую, чтобы мне рассказали, что происходит. Что с Букшоу?

Я потребую, чтобы мне изложили суть телефонного разговора и причины, повергнувшие отца в состояние такой тревоги.

Я не видела агента по продаже недвижимости с тех пор, как у ворот Малфорда вколотили знак «Продается». Может быть, Доггер в курсе.

Да, точно — я посоветуюсь с Доггером, перед тем как бросить вызов отцу в его логове.