Я вещаю из гробницы. Здесь мертвецы под сводом спят

Цельная деревянная дверь с маленьким глазком в начале лестницы, казалось, обещала еще один длинный коридор в противоположном направлении. Вероятно, комнаты слуг. Я сложила ладони домиком и всмотрелась в стекло, но увидела только мрак.

Я повернула ручку, и, к моему удивлению, дверь открылась.

За ней висели тяжелые зеленые портьеры, которые, судя по запаху, последний раз чистили в те времена, когда Генрих VII был холостяком.

Я неохотно отодвинула их, отряхнула ладони и оказалась перед еще одной дверью. В этой тоже был круглый глазок, но, в отличие от первого, из матового стекла.

Я повернула ручку, но вторая дверь оказалась заперта.

Такое ощущение, что запертые двери повсюду, подумала я. Сначала деревянная дверь в туннеле на церковном кладбище, теперь здесь.

Это совпадение?

В обычной ситуации я бы тайком спустилась вниз по лестнице на кухню, прикарманила бы дешевую вилку и щетку для чистки бутылок и быстренько разобралась бы с этой дверью.

Но тут опять был установлен йельский замок.

В это крыло дома можно было попасть, только взобравшись по наружной стене. Разве что имеется еще один вход с черной лестницы.

На секунду предавшись расстройству, я протянула руку и прижалась пальцами к холодному стеклу.

Что-то мелькнуло – просто движение света, и материализовалась черная ладонь, прижатая к двери с другой стороны так же, как и моя, палец в палец – только между этими пальцами были перепонки!

Если не считать стекло толщиной в четверть дюйма, эта штука, что бы это ни было, и я почти касались друг друга.

Я выдохнула.

Но не успела я пошевелиться, как щелкнул засов. Со сводящей с ума медлительностью ручка повернулась, и дюйм за дюймом дверь начала открываться.

Он был невысок, одет в широкую куртку с поясом, желтый клетчатый жилет и высокий целлулоидный воротник – должно быть, чьи-то обноски, найденные в сундуке.

Уголки его глаз и, как я уже заметила, пальцы имели перепонки. У него было круглое лицо с крошечным подбородком, слишком маленьким для его рта. Уши, круглые и тоже маленькие, низко сидели на голове, и кожа выглядела так, будто ее натерли свечным воском.

Это мужчина или мальчик? Трудно было понять. Его лицо было молодым и лишенным морщин, но аккуратно причесанные волосы – абсолютно белыми. Как у Доггера, с ужасом поняла я.

Я не шевелилась. Я стояла, замерев на месте, с вытянутой рукой и расставленными пальцами, как будто пыталась остановить лошадь на бегу, моя ладонь находилась в том же положении, как когда я прижимала ее к стеклу.

В течение неприятно долгого времени мы стояли, уставившись друг на друга.

Потом он заговорил.

– Привет, Харриет, – сказал он.

Глава 11

Меня сотрясла холодная дрожь, будто повеяло дуновением могилы.

Не зная, что она мертва, этот бедняга явно решил, что я – это Харриет. Смогу ли я подыграть этому заблуждению, или стоит сказать ему правду?

Он отступил и поманил меня в открытую дверь.

В такие моменты выясняешь, из какого теста ты сделана: моменты, когда все то, чему тебя учили, сражается с твоим сердцем. С одной стороны, я хотела убежать – вниз по лестнице, прочь отсюда, домой в Букшоу, в мою комнату, запереть дверь и спрятаться под одеялом. С другой стороны, мне хотелось обнять этого маленького кругленького человечка, положить его голову себе на плечо и обнимать его вечность.

Я вошла, и он резко захлопнул за мной дверь, будто поймал редкую бабочку.

– Иди сюда, – сказал он. – Садись.

Я последовала за ним в комнату.

– Тебя не было довольно долго, – сказал он, когда я взгромоздилась на предложенное мне кресло.

– Да, – ответила я, решив в этот самый миг следовать своим инстинктам. – Я была далеко.

– Прошу прощения? – Он наклонил голову в мою сторону.

– Я была далеко, – повторила я громче.

– Ты в порядке? – спросил он.

Его голос был довольно низким, слишком низким для мальчика, подумала я.

– Да, – сказала я, – вполне. А ты?

– Я страдаю, – произнес он. – Но помимо этого я в порядке, вполне. – И неожиданно он резко добавил: – Чаю!

Он подошел к буфету, где на маленькой плитке стоял эмалированный чайник. Включил плитку и остался стоять рядом, нервно вытирая пальцы о брюки, пока чайник грелся.

Я воспользовалась возможностью осмотреть комнату: кровать, комод, на котором лежала черная Библия, гладильная машина. На стене над кроватью висела пара фотографий. Первая, в черной рамке, запечатлела мужчину в мантии, опирающегося побелевшими костяшками пальцев одной руки на стол, держащего раскрытую книгу во второй руке и с презрением смотрящего в камеру. Член городского магистрата Ридли-Смит – я уверена.

Вторая фотография, по размеру меньше первой, была в овальной рамке, похожей на бамбуковую. На ней бледная женщина в отделанном оборками белом платье подняла испуганные глаза от шитья с таким видом, будто ей только что сообщили трагическую новость. Она сидела на веранде, и на заднем плане, вне фокуса, виднелись экзотические деревья.

В ней было что-то знакомое.

Осторожными маневрами я подобралась поближе.

Невысокий человек выключил плитку, поднял чайник и налил нам обоим немного черной, как смола, жидкости.