Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу

Потом пел детский хор «Кони сытые бьют копытами», и каждый певец ногой показывал, как бьют. А потом нам и раненым крутили трофейный фильм «Большой вальс». Мы, дети, сидели впереди на полу, почти уткнувшись в экран, а сзади — раненые.

До сих пор не понимаю — шел еще только 41-й год, а фильм уже крутили трофейный. Конечно, были тогда уже и наши контрнаступления, и разгром немцев под Москвой, но чтобы посреди ратных тяжелых трудов, в самое кризисное для страны время, наряду с захваченным немецким оружием «отфильтровывать» и киноленты, отправить их раненым в госпиталя… Какая же ответственность, организованность была по всей стране. Только поэтому уже в 1941-м можно было быть уверенным — мы победим и гитлеровское нашествие, как победили когда-то Наполеона.

Воспоминания о нашем житье-бытье в эвакуации и теперь ничуть не стерлись: радушие людей, разместивших театральные семьи, веселые постановки (на серьезные я, видимо, не очень хаживал), рыбалка, покрытый толстым льдом Иртыш, сверкающий в лучах зимнего солнца. Мы, дети, катались по склону набережной на санках. Учились стоять на коньках. Взрослые при нас на военные темы не очень-то распространялись, а читать я еще не умел. Так что никакой тревоги, а тем более уныния я тогда ни секунды не чувствовал, сплошной оптимизм! Уж не знаю, как там взрослые, были ли среди них печальные исключения, но ни один ребенок в Омске не сомневался в победе. Это абсолютно точно!

Семья Державиных на природе (1950)

Друзья-актеры часто заходили в гости к папе вместе с женами, которые тщательно следили за тем, чтобы их мужья не напивались. Доходило до того, что мужчин проверяли на входе в нашу квартиру, не несут ли они с собой лишние бутылки. А на мне — штанишки до колен, с глубокими карманами. Актеры подходили ко мне еще во дворе и по ходу шутливой беседы с ребенком незаметно засовывали в мои карманы секретные свои четвертинки. Я был невыразимо горд от оказанного мне доверия, от посвященности в их тайну. Однажды Алексей Денисович Дикий, за которым жена следила особенно рьяно, сказал мне незабываемую фразу: «Мишка, молодец, будешь артистом!»

Спустя многие годы я побывал в Омске с Шурой Ширвиндтом на открытии нового здания Музыкального театра, спроектированного его женой Натальей Белоусовой. Как долго мы бродили по дорогим мне местам!..

Вспоминает Анна Михайловна Державина, сестра автора:

«Недавно Миша спросил меня: «Ань, а помнишь, как мы весной ходили на берег Иртыша и смотрели, как взрывали лед?» Это специально делалось, чтобы не образовывалось ледяных заторов. Такая была красота! «Мороз и солнце — день чудесный!» Огромные глыбы льда, поднятого на дыбы, нам, маленьким, казались величиной с дом или с гору.

Трудно описать эти сказочные впечатления. Мы стояли на берегу, а перед нами высились, как будто изумрудные, застывшие гигантские фигуры… Мы, как зачарованные, смотрели на это ледяное волшебство, рожденное взрывами. Эти горы льда, с которых начинался ледоход, были почему-то красоты необыкновенной.

Танечка тогда была еще грудная, а с продуктами было, естественно, трудно. А у мамы не было молока. И тогда… кажется, председатель омского исполкома (боюсь, спутать должность), но имя-фамилию помню хорошо — Иван Васильевич Черезов. Вот этот самый человек приказал привозить нам зимой откуда-то издалека, из какого-то села или колхоза, молоко! И нам его привозили — застывшее, в кусках льда. То есть привозили собственно молочный лед, чтобы у Танечки всегда было молоко. В доме был огромный погреб, там этот лед и хранили, и по кусочку откалывали, чтобы растопить, когда Танечке пора было покушать».

Серебряный переулок