Я видел, как живет Италия

Закормленные, осыпанные лестными комплиментами, разомлевшие от уюта, мы вдруг подпрыгиваем от неожиданности — наш хозяин вскакивает, вызывает прислугу и обрушивается с упреками: холодная вода, черт побери, где холодная вода?

Едва завязался разговор, наш собеседник бросается в атаку. Кофе? Да, конечно, в Италии отличный кофе. Но ведь его привозят издалека, за него приходится дорого платить. Восстановление городов? Но ведь из-за хищений и безумного стремления к роскоши оно обходится слишком дорого. А в результате процветает постыдная спекуляция. Свободных квартир, ожидающих покупателя или нанимателя, больше, чем трущоб. Но это же хорошо! — предполагает Лилла. Отнюдь нет! Город разрастается, а проку никакого. Переселенцы, приток которых не прекращается, все эти сицилийцы, калабрийцы и венецианцы, умножают население трущоб, а новые дома стоят пустыми и ветшают раньше времени.

Он оставляет в покое столь нелепую жилищную проблему и обращается к вопросу о постоянном притоке безработных в промышленные районы Пьемонта. Это настоящее нашествие (по 150 человек в день), с которым свирепо борются административные органы и профсоюзы: первые — чтобы избежать перенаселения, вторые — чтобы сохранить уровень зарплаты. Дошло до того, что для южанина переселение внутри страны стало делом таким же сложным, как и поездка за границу. Полиция выследит его и вышлет обратно, если он не успел еще обзавестись работой. Но, чтобы получить эту работу, ему нужен вид на жительство. Заколдованный круг, который можно разорвать, только обойдя закон. Вот вам пример. Приезжает на север сицилиец. Первое время он живет у кого-либо из родных или друзей. Он готов на все. Ведь любая зарплата здесь выше, чем нищенский заработок на его родном острове. Ценой долготерпения, лишений и постоянных безропотно переносимых унижений, ценой такой нужды, о которой средний француз и понятия не имеет, ему наконец удается получить место. Работа! Первое время разнорабочего считают учеником. Ему платят от 10 до 30 тысяч лир в месяц (при условии, что он работает каждый день). Снабженный справкой об этой работе, подняв на ноги всех своих знакомых, используя кумовство или дружбу с каким-нибудь курьером из квестуры[14], вооруженный терпением, смирением и необыкновенным упорством, он месяцами, а если нужно годами, будет осаждать учреждения, пока его не внесут в соответствующий список. Тем временем он уже написал домой и снял угол. К нему переезжают жена и дети, затем брат со своей семьей, за которым последуют один за другим двоюродные братья. И опять возобновляются хлопоты. Новые просители так же скромны в своих притязаниях: с них довольно и корочки хлеба. Условия существования на родине выработали в них такую выносливость, что они сумеют перенести что угодно в городе на Севере, лишь бы избежать адской жизни на Юге.

Пьемонтцы, конечно, недовольны и с полным основанием называют это нашествием. Средняя заработная плата рабочих здесь составляет 60 тысяч лир в месяц. Они стремятся защитить свой уровень жизни, которого достигли с таким трудом. Конкуренция нелегальной рабочей силы их раздражает. Они и думать не хотят о возвращении к здоровым и чистым радостям обеда, состоящего из килограмма черствого хлеба и луковицы, подобранной утром на помойке. И они, конечно, правы. Но что же делать?

Эта вражда на почве профессиональных интересов только усугубляет замалчиваемый конфликт между Севером и Югом. Северяне выбрали в парламент депутатов, которые выделяют большую часть национального дохода на улучшение существования населения Юга. Северяне добровольно платят весьма обременительные налоги. Разве это недостаточное участие в улучшении положения южных братьев?

Но это не все. Эти господа с Юга к тому же еще горлопаны, фанфароны и бабники. Они привозят с собой собственные понятия о законах чести, в любой момент готовы вспомнить о кровной мести и пускают в ход ножи, не задумываясь.

Наш собеседник настроен пессимистически, но он знает, что говорит. Изливши все единым духом, он останавливается, чтобы отдышаться, и, пользуясь этим, я задаю ему вопрос: как может просуществовать семья, имея на прожитие 20 тысяч лир в месяц? Ответ и на этот раз вполне резонен и не отличается от того, что я слышал раньше — в семье ведь работают несколько человек.

— Но, — прерывает его Лилла, — у людей, которые «поднимаются» до Турина, нет никакой квалификации?

Действительно, никакой, соглашается наш собеседник. Это все braccianti — поденщики. Для приложения их скромных познаний в земледелии здесь, на Севере, нет никакой возможности. «Но ведь Верчеллезе самый крупный поставщик риса в Европе?»— восклицаю я и вижу улыбку горькой мудрости: вот какое зло может принести такой фильм, как «Горький рис»[15], вот каким ложным представлениям он помог распространиться.

Он встает и вытирает себе лоб.