Я вижу пламя (СИ)

Повернувшись, я увидела свою тетю Сару, облокотившуюся о косяк двери. Она тихо плакала и дрожала, будто от холода. Ее глаза — карие и невероятно красивые были направлены на меня. Блестящие, покидавшие их капельки скатывались по щекам, затем и по худым, сжимающим на уровне губ платочек, пальцам.

Она пришла.

Вновь.

Пришла… но теперь не просто навестить меня, а забрать.

Эта невысокая женщина была той единственной, кто приходил ко мне все это время в больнице. Она практически каждый вечер являлась в палату с пакетом свежих фруктов и цветов, успокаивала меня, утешала, хотя сама тоже в подобном не меньше нуждалась. Сара (как я ее просто называла) уговаривала меня существовать дальше, говорила, будто все будет хорошо, если я перестану пытаться свести счеты с жизнью. Но я ей не верила. Я знала — ничего уже не будет так, но, не смотря на это, делала вид, что ее слова действовали на меня подобно лекарству и потихоньку прогоняли мысли о самоубийстве, о котором я нескончаемо думала днями и ночами. Помимо этого тетя твердила, что в произошедшем недавно нет моей вины.

«Тот пожар был лишь несчастным случаем, Селия», — говорила Сара, тем самым якобы успокаивая меня.

А я знала, черт побери, родители погибли из-за меня. Из-за моей глупости. Не ушла бы я тогда из дома, папы бы не закурил, следовательно, не было бы пожара, забравшего жизни целых двух прекрасных людей.

Я никогда не перестану винить себя за то, что было.

Я никогда не забуду об этом.

Как бы меня не просили.

Я всегда, всегда буду помнить о своей вине.

Из-за меня мамы и отца не стало.

У меня был единственный шанс спасти их, но я не смогла.

Я не смогла…

И не справедливо. Вообще не справедливо, что я осталась.

Эта жизнь теперь пуста, бесцветна, ужасна. И она будет Адом для меня. Адом, который я заслуживаю.

Но вопрос: смогу ли я долго существовать в этом лишенном для меня смысла мире? Или же нет? Наверное, я не выдержу. Не выдержу взрыва эмоций, бесконечных страданий, тоски, отвращения и ненависти к самой себе.

И поэтому, рано ли поздно настанет такой день, когда я перестану существовать.

Я убью себя.

Не важно как и где, но я это сделаю.

Потому что я знаю, насколько мне будет хреново проживать каждый день и просыпаться с мыслями, принуждающими меня рыдать, забившись в угол.

Убрав локон светлых волос со лба, достигающих лопаток, Сара кивнула мне в знак приветствия. Ее глаза, наполненные слезами, продолжали смотреть на меня с сожалением и печалью. Скорее всего, она плакала не из-за того, что вспомнила о гибели своей сестры и ее мужа, а из-за меня, видя, как я опять мучаюсь, да бесконечно рыдаю над произошедшем девятнадцатого апреля. На тете красовался серый офисный костюм, с помощью которого я смогла определить, что она прилетела сюда на самолете сразу после работы. Эта женщина согласилась меня опекать, когда решался вопрос с кем меня оставить. Я, естественно, ей очень благодарна за это, за ее заботу, но она никогда не сможет заменить мне родителей, пусть даже если мы станем с ней по-настоящему близки. Она всегда будет для меня тридцатилетней Сарой Блеквуд, помешанной на своей карьере и не умеющей готовить обычную яичницу. Ее прикосновения, объятия, поцелуи, никогда не будут такими теплыми, как у мамы, а подбодряющие или утешительные слова ни за что не будут иметь схожесть с отцовскими.

Сара — абсолютно другой человек. Она не такая, какими были мои родители. Смотря в ее карие глаза я не буду видеть согревающий душу огонек, а касаясь руки, не стану ощущать ничего, кроме холода. И как бы тетя ни старалась, она не сможет навсегда залечить раны на моем сердце и стать кем-то вроде мамы или папы для меня.

Я хотела выдавить ей улыбку в ответ, но не получилось. Выражение лица так и оставалось грустным и печальным. Из-за внутренней боли я не могла позволить себе надеть другую — счастливую, ложную маску.

Спрятав мокрый платочек в черную, перекинутую через плечо сумку, Сара только-только хотела направиться ко мне, как ее остановил за руку подошедший мужчина в белом халате. В нем я узнала доктора Карлайла, который лечил меня. Ему на вид было лет сорок, а с темной, покрывающей значительную часть подбородка бородой он выглядел намного старше своего возраста. Перекинувшись несколькими предложениями с моей тетей, он передал ей какую-то бумажку и сказал, чтобы она звонила ему первые две недели, сообщала о моем состоянии. Затем, двойня подплыла ко мне и остановилась напротив.

— Как себя чувствует моя любимая пациентка? — поинтересовался мужчина, взяв меня за подбородок и повернув к свету, разглядывая шрамы на лице.

Я не удосужилась ответом.

— Селия, — доктор осторожно взглянул в мои глаза своими ярко-голубыми, потом переместил руку с подбородка в карман халата, — мне нужно знать твое самочувствие, чтобы окончательно удостовериться, можно ли тебя выписывать.

— Если в физическом плане, то я ощущаю себя так, будто заново родилась, — мутно кинула я, отведя взор в сторону. На самом деле мне было не совсем хорошо. Тело немного ныло, когда я задевала места еще незаживших ожогов или царапин.