Иногда он представлял себе их жизнь и завидовал тем детям, кто мог спокойно смотреть телевизор в гостиной вместе с папой и мамой. Мысли о том, что даже в темноте вечера и на промозглом, мартовском ветре были вот такие небольшие и уютные световые кармашки, удивительно успокаивали. От этого бесконечные, молчаливые прогулки, когда Трикси отказывался найти себе место для своих дел, становились более сносными.
Время летело. Трикси умер. Тетя Гейл завела себе кота, и потребность в долгих прогулках отпала, пусть и молчание между ними никуда не делось.
Олдридж окончил школу и поступил в университет, где отучились в свое время его родители и там же остались преподавать. Дом, где Олдридж родился, купленный его родителями с намерением обзавестись большой семьей, пустовал практически десять лет. Он был пригоден для жизни, но на недолгое время. И все же Олдридж переехал сюда сразу после восемнадцатилетия и воспользовался деньгами из трастового фонда, чтобы отремонтировать здание.
Олдридж оторвался от воспоминаний, как во время прогулок отрывала Трикси от чего-то противного тетушка Гейл. А вспоминая Тима, мужчина будто рылся в собачьем дерьме или дохлой белке. Это было болезненно привлекательно в данный момент, но Олдриджу казалось, что в итоге его просто стошнит. Только сейчас это будет в туалете, а не в кровати тети Гейл и уж тем более не на собственные ботинки.
Он заметил, что в квартиру на третьем этаже заехал кто-то новенький. Олдридж видел утром, как подъехал грузовик с вещами. Естественно, ему стало интересно, и он жадно следил за тем, как большая компания молодых парней, в основном латиноамериканской наружности, разгружала грузовик и заносила мебель и коробки в здание. Он пытался угадать, кто же из этой компании парней станет новым жильцом. Или, может, девушка. Вместе с ними было несколько девушек, но они, судя по всему, следили за мужчинами, а не помогали в переносе вещей.
Когда начали сгущаться сумерки и в квартире зажегся свет, Олдридж увидел молодую женщину и двух девочек-подростков, которые крутились возле нее. Скорее всего, она была их матерью. Все трое обыскали уже безупречно вычищенную кухню, а потом начали заполнять ее вещами.
Мужчины разделились: одни собирали кровать, другие — стенку под телевизор, а третьи — стол. Погода была очень теплой, они открыли все окна угловой квартиры, и Олдридж очень слабо, но мог слышать музыку, которая у них играла. Еда была разложена по тарелкам и у каждого в руках была либо бутылка пива, либо красный стаканчик. И все улыбались. Все казались счастливыми.
Олдридж слабо замечал, как летело время, игнорируя собственную жажду и голод, даже не вспоминая о туалете. Его увлекало шоу в соседнем здании, как любая программа на «Нетфликс». И, вероятно, сильнее, потому что подсматривать
Без бинокля, а Олдридж
Олдриджу захотелось смахнуть эту челку, и сердце зашлось от подобной мысли. Он не имел права, решительно повторял он сам себе.
Молодой человек встал и подошел к одному из окон. Он поднял мускулистые руки и закрыл окно, затем потянул жалюзи вниз.
Олдриджа кольнуло разочарованием. Шоу кончилось. Осознание этого напомнило ему о голоде, жажде и мочевом пузыре, на которые он удачно забивал, пока следил за парнем, методично закрывающим одно за другим окна.
Парень помедлил на последнем, казалось, потянулся за чем-то в темноту, но Олдридж не понимал за чем.
Он хотел взять бинокль.
Но пальцы Олдриджа просто жгло от желания вновь ощутить чуть шероховатую поверхность пластика, острые выступы колесика и прикосновение ресниц к линзам.
Парень в итоге закрыл последнее окно, но не стал затемнять его шторами. Олдридж не сводил глаз с дома напритив, пока молодой парень не выключил последний светильник, и разглядеть что-то еще перестало быть возможным.
А потом Олдридж рванул в ванную.
Он так долго терпел, что сейчас было трудно начать, и полувставший член никак этому не способствовал.
Он спустился вниз, приготовил себе бутерброд, затем под него же послушал аудиокнигу об истории эпидемий человечества. После он поправил план лабораторной работы, принял душ и завалился в постель.