Я влюблен в ужасную женщину, или Заколдованные конфеты Блум (СИ)

Вопрос поставил меня в тупик. Хотя… Я знала на него ответ. Отчего — то я понимала, что если скажу Хаски правду, то он не станет меня ругать. Скорее усмехнется или насмешливо вздернет бровь.

— Нет. Не люблю. Ни капельки.

— Тогда зачем?

На миг задумалась. А правда, зачем?

Я вспомнила, какой головокружительный у нас с ним был роман. Он так ухаживал, дарил цветы, водил по ресторанам. Мне было приятно, замученной бедняцкой жизнью у опекунов, вспомнить оставленное прошлое. Все это напоминало мне родителей. Жизнь с ними. Роскошь, рестораны, когда деньги можно бросать на ветер, так их много.

Потом я поняла, что довольно сильно ошибалась. На деньги не купишь счастье… Но уже было поздно. Я слишком заигралась в эту игру, и расставаться с подобной жизнью мне было сложно. Я уже была блистательной Люсиндой Блум. Той, кто я есть. Отчасти, такой меня делал Смитти Винстор, под которого я привыкла подстраиваться. А еще я хотела словно что — то доказать самой себе. Что могу прекрасно устроиться и без дяди Сэма и тети Ланси.

— Сожалею, что все так сложилось.

Кажется, я все это рассказала вслух, и Хаски услышал. Что ж… Пусть знает правду.

— Такая уж я. Наверное, считаешь меня глупой пустышкой, падкой на чужое богатство?

Он качнул головой.

— Вовсе нет. Считаю, что ты маленькая девочка, которая рано лишилась родителей. Знаешь, что — то такое я испытывал после пропажи сестры. Искал ее отголоски везде… Окружал себя похожими людьми и вещами. Вон, даже сладкое полюбил, как она… — улыбнулся Хаски, а мне почему — то на душе потеплело.

Если честно, я думала, что он ко мне по — другому начнет относиться после моих откровений, пусть не закричит, но хотя бы презрительно усмехнется… Но он… Он отчего — то вдруг обнял, зарываясь носом в мою макушку.

— Глупенькая… Маленькая девочка, которая все время храбрится… Думает, что сильнее всех… И не хочет, чтобы ее оберегали…

Это было странно. Очень тепло и… И нежно. Так, будто бы Лео любил меня.

Я отстранилась. Иллюзий все же лучше не питать. Иначе они утянут тебя в такую дыру, что из нее и не выберешься. Понятно, что он был влюблен в меня в школе и все такое… Но сколько лет прошло? Потом, я, можно сказать, растоптала его все чувства на корню тогда с этими прыщами… И после, уже в Порт — Хофленде, я даже не узнала его… Вряд ли в нем остались какие — то эмоции, кроме снисходительной вежливости. Так что не думаю, что этот жест, эти теплые объятия, — что — то большее, чем просто желание утешить.

— Ты хороший человек, Лео, — шмыгнула я носом. — Но думаю, что на сегодня воспоминаний достаточно.

Хаски вздохнул.

— Как скажешь.

— Ты хотел показать мне комнату Венди, — уже посерьезнев, сказала я.

— А как же воспоминания?

— Это — уже работа.

И это было правдой. Если не решим дело Амбидекстра до вторника, у всех нас будут большие проблемы.

* * *

— Здесь все так… — я чуть замялась, подбирая слова. — Сладко!

Хаски с грустью улыбнулся, закрывая за мной дверь.

— Венди любила все эти пастельно — розовые и персиковые тона. Рюши, красивую вышивку, глянец. Она всегда считала, что любая девушка должна себя окружать именно такими вещами. Женственными и милыми.

Приторными. Венди окружала себя именно приторными вещами, даже не сладкими. Но вслух я, разумеется этого не сказала.

Я осматривала комнату, изучая картины, развешанные на стенах, перебирая множество альбомов, что пылились на полках.

— Она любила живопись? — спросила я, заинтересованно рассматривая акварельные пейзажи.

— Венди отлично рисовала. В детстве ей даже нанимали учителя, он очень ее хвалил, — пояснил Хаски. — Возможно, что если бы родители не решили ее судьбу этим договорным браком, она бы поступила в Академию, на магическую архитекторику.

Я кивнула.

— А что жених? Кто он?

Хаски улыбнулся.

— Ты будешь удивлена. Жених Венди — это брат нашего Фиджа. Наши родители много общались…

Я приподняла бровь. То — то тогда меня насторожило, что Хаски так легко называет Оваро по имени! Оказывается, они довольно хорошо знакомы…

— Надеюсь, вы не разругались из — за этой ситуации?

Хаски качнул головой.

— Нет. Мы все многое сделали, чтобы ее найти. Но все безрезультатно.

Я кивнула.

— Ясно…

Еще раз оглядела комнату. Кроме любви к рисованию ничего примечательного — мягкая большая кровать, двустворчатый шкаф, сложенный мольберт у стены, рядом со столом… Разве что…

— Интересная вещица… — я подошла к столу, на котором заметила маленькую фигурку — бронзовую бабочку.

Будучи женщиной, я была падка на такие изящные штучки. Крылышки бабочки украшали маленькие круги — шестеренки. В одном из них были часики, которые до сих пор шли, в другом — календарный день, в еще одном — зеркальце. А последнее было закрыто.

— Тут какой — то секрет… — прошептала я, прищурившись и переворачивая бабочку.

Заметила небольшое углубление там, где шестеренка была закрыта. Поддела ногтем. Раздался щелчок.

— Что это? — выдохнул Хаски, заглядывая мне через плечо.

— Тайничок. Такие обожают девушки. Тут можно хранить красивый камушек или прядь волос любимого… Но здесь нечто иное…

Я вытащила маленький кусочек картона. Перевернула.