Я во времени

От чувств моих со временем увядших,

Есть утра воскрешающая рань,

Есть вечер потерявшихся и падших.

И я теперь по грани той скольжу,

Боясь упасть налево иль направо,

О, грешный мир, тебе ли я служу

Без денег, без корысти и без славы?

Я слаб душой сегодня, это так,

Сломались напрочь твёрдые устои,

Не капитально, видно, жизнь я строил,

Должно быть, я заведомый простак.

Но верится, что в жизни я найду,

Без подражанья и без эпигона,

Свою пятиконечную звезду

На сердце чтоб легла, не на погоны.

Атланты

Их десять, их зовут атлантами,

Рождённых, где-то там, в былом,

С телами мраморно атласными

И с тайной думой под челом.

Упруги жилистые ноги,

А руки подпирают свод.

Они стоят, как полубоги,

Под ними топчется народ.

Смотрю на них легко и бодро,

И сходство нахожу лишь в том,

Что их натруженные бёдра

Увиты золотым руном.

У всех недвижимые лица,

У всех одна и та же стать.

А не пора ли им разниться

И индивидуумами стать?

Один из них, похоже, сердится,

Увидев нашей жизни муть,

Клокочет каменное сердце,

И дышит каменная грудь.

Другой, с улыбкою Гагарина,

Глаза нацелил в высоту,

А третий, что с обличьем барина,

Глядят на нас, как в пустоту.

Четвёртый под величьем долга,

Стоит, как Родины солдат,

На берегу, где плещет Волга,

Где славный город Сталинград.

А пятый, словом кочевряжится:

В России мало, мол, свобод,

И масло русское не мажется,

На европейский бутерброд.

Шестой твердит, чтоб было б лучше нам,

Все наши горести забыть,

Глядеть на жизнь глазами Пушкина,

Россию-матушку любить.

Седьмой, печальный и унылый,

Как будто всеми позабыт,

Склонясь над братскою могилой,

У вечной памяти скорбит.

Восьмой же – весел и не гнётся,

Любая тяжесть по плечу,

Он независимо смеётся

В глаза любому палачу.

А самый молодой, девятый,

Спесиво смотрит на меня.

В его глазах я хиловатый

Атлантик нынешнего дня.

И только лишь один десятый,

Кричит за весь ареопаг,

Мол, Бог всесильный виноватый,

Что в бренном мире всё не так.

* * *

Ничего не позабудется,

Память крепко сбережёт

Всё, что было, или сбудется,

Если память душу жжёт.

Если ты не мимоходом

Подмечаешь жизнь вокруг,

И общаешься с народом,

Если есть и враг и друг,

Ощущаешь чутким сердцем

Полноту ночей и дней,

То вовеки не стереться

Светлой памяти твоей.

Юность

О, юность!

Ты только тогда хороша

И только тогда значительна,

Когда у тебя беспокойна душа

И сердце твоё рачительно.

Когда ты

Не благами взрослых живёшь,

Не греешься печкой – мамой,

А счастье своё сама создаёшь.

И в жизни дерзаешь упрямо.

Иначе сомненья, иначе застой

И собственных сил потеря.

О, юность, стройся!

О, юность, строй,

Любя, ненавидя, потея!

Что такое Россия?

Что такое Россия? Это ширь необъятная,

Это песня души, устремлённая в даль,

Что такое Россия? Это воля набатная,

Это счастье и боль, это смех и печаль.

Что такое Россия? Это совесть вселенская,

Это бранное поле великих умов,

Это шум городской, это тишь деревенская,

Это явь всех свершений и несбыточность снов.

Что такое Россия? Это муки сомнений,

Это поиски истин, это правды исток,

Это радость труда, это пагубность лени,

Это Запад и Север, и Юг, и Восток.

Русская святость

Как же мне всей душой не принять

Эту чистую, русскую святость

И на паперти судного дня

Не познать очищенье и радость.

От лесов и полей, от дождей и снегов

Вознести состраданье и совесть,

По велению праведных наших богов

В каждом вздохе и в каждом их слове.

Нам они завещали сполна

Быть в губительном мире святыми,

Не общаться с мирами такими,

У которых в душе Сатана.

* * *

Ты, моя светлая, тихая пристань,

Берег песчаный, дыханье степей,

Вечный певец из капеллы хористов

На иве плакучей поёт соловей.

И на холме притаился посёлок,

Всеми забытый, без новостей,

Не появляются здесь новосёлы,

И не встречают здесь званных гостей.

Время уносят иртышские воды,

К северу дальнему, к Обской губе,

И оседают ушедшие годы

Памятью прошлого о тебе.

Дети войны

У нас погибли на войне отцы,

И матери в кино нас не водили,

Мы сами шли на ипподром и в цирк,

В кинотеатр сами мы ходили.

Нас сами ноги к радости несли.

На ипподроме взмыленные кони,

Бросая комья глинистой земли,

Срывались с рыси в яростной погоне.

Наездников неумолимый хлыст

Хлестал по крупу. Зрители в азарте —

Два пальца в рот, и сатанинский свист

Бросал по ветру их тотализатор.

Мы, пацаны, любили больше цирк,

Что плыл над Омском куполом горбатым,

Где клоуны, жонглёры и борцы,

Наездники, стрелки и акробаты.

И всё же исключение – кино:

К нему любовь у нас была слепая.

Мы дети, опалённые войной,

Десятки раз ходили на «Чапая»

Нам был заказан платный кинозал,

Нам нечем было даже поскупиться,

И мы открыли вход через подвал,

Где под уборной сгнили половицы.

Кинематограф с именем «Гигант»,

Нисколько не тянущий на атлета,

Для нас служил, как билетёр-гарант,

Что пропускал в кино нас без билета.

* * *

Мама родная, тебе нынче семьдесят.

Семьдесят солнц и семьдесят лун,

Сын твой, твоё переспелое семечко,

Самый отчаянный враль и лгун.

Он обещал тебе, будучи мальчиком,

Что не покинет тебя никогда,

Добрую, нежную, милую мамочку.

Только все клятвы сломали года.

Он говорил тебе, будучи школьником,

Школу окончу – пойду в институт,

Если и был он отчаянным шкодником,

Но предпочёл он всем шалостям труд.

Труд на заводе и в поле целинном,