Я - волшебник

— Непростительные, убийства, Азкабан ему обеспечен, тем более, что, как выяснилось, авроры уже давно его разыскивали! — воскликнул Эйхарт. — Но какова история! И эти твои слова «он был настолько жалок, что я поленился вытаскивать палочку!»

— Извини, я должен, — Гилдерой отодвинул Эйхарта в сторону.

Когда Филипп развернулся, Локхарт уже входил внутрь, лишь подол мантии мелькнул напоследок. Филипп задумчиво посмотрел на плакат, настолько заинтересовавший Гилдероя, прочел надпись «Эль Гран Сапо», почесал в затылке, но все равно не понял в чем тут дело.

— Эм, мистер Эйхарт? — раздался голос сзади. — А где Гилдерой?

Он обернулся, там стояла Барбара, держа в руках флакон с мазью от растяжений и ушибов, это Филипп точно знал, ибо и сам иногда такой пользовался. Ответить он не успел, ибо из лавки с плакатом возле двери донесся грохот, потом выкрик.

— Клянусь Основателями, у меня нет Гран Сапо!

Еще грохот, треск двери, неразборчивый голос Гилдероя.

— Дело не в деньгах!

И снова треск, и приглушенный голос Гилдероя.

— Мам? — неуверенно спросил Саймон. — Дяде Гилдерою нужна помощь?

— Дяде Гилдерою нужен покой и отдых, — сухо ответила Барбара.

Она бросила взгляд на Филиппа, но тот пожал плечами, как бы говоря, что и сам не знает, в чем тут дело. Из лавки снова донесся треск, дверь распахнулась, и наружу вышел Гилдерой, отряхивающий мантию.

— Филипп! — крикнул он.

Увидел Барбару с сыном и сбавил тон, сказал ей, уже спокойнее

— Извини, но мне срочно нужно уехать.

— Как? Почему? — растерянно спросила Барбара. — Но как же?

— Я обещал помочь Саймону и помог, — Гилдерой подмигнул пацану, тот расплылся в улыбке, — а теперь меня ждет новая миссия!

— Книга! — настойчиво напомнил Филипп, неожиданно понявший, что через пару минут ему придется утешать брошенную мисс Пьюз.

Но разве не этого он хотел? Чтобы Гилдерой не сидел на месте, двигался вперед? Локхарт кивнул, показывая, что услышал своего агента, и сказал:

— Саймон, практикуй магию и ловушки каждый день! Барбара, прости, дорогая, но Эль Гран Сапо не может ждать!

Интерлюдия 1 — Радостное Рождество

24 декабря 1986 года, Лондон

— И пока моя любовь цветёт… Пусть метёт, пусть метёт, пусть метёт, — негромко напевал Филипп, откинувшись в мягком кресле.

В камине напротив негромко потрескивали малиновые угольки, на которых время от времени вспыхивали ненадолго небольшие оранжевые язычки пламени. Филипп скинул тапки и грел босые ноги у огня, тихо подмурлыкивая старенькому потрескивающему радио. Сочельник всегда ему нравился. Это ни с чем не сравнимое предвкушение чуда, которое уже совсем близко, стоит только руку протянуть, Филипп бережно хранил с самого детства. И никогда не стеснялся давать себе поблажки, всецело посвящая рождественские каникулы блаженному ничегонеделанию. Это было время, чтобы остановиться, окинуть взглядом весь прошедший год и сказать себе, не зря ли он был прожит.

Филипп Эйхарт откинулся на мягкую спинку кресла, наблюдая из-под полуприкрытых век за танцем огоньков за чугунной решёткой. Прошедший год выдался насквозь суматошным, но удивительно продуктивным. Филипп мог бы сравнить себя с серфером, что долго барахтался на мелководье и вдруг поймал огромную волну, которая высоко вознесла его и быстро потащила в неведомые дали. Оставалось лишь балансировать на гребне и гадать, что же принесёт завтрашний день…

— Почитать, что ли… — пробормотал он, раздумывая.

Дотянувшись до журнального столика он подхватил палочку и лениво махнул ей в сторону шкафа, выцепив книгу наугад. Положиться на волю слепого случая показалось ему забавным. Небольшой томик послушно сорвался с полки и спланировал Филиппу в руки.

— Надо же, — хмыкнул он, вертя книгу в руках. — А Диккенс подошёл бы больше.

Раскрыв заложенную облезлым и сточенным гусиным пером страницу, Филипп иронично улыбнулся и начал с выражением читать:

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,

Над старинными томами я склонялся в полусне,

Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался…

Филипп прервался и прислушался. На секунду ему показалось, что… Да нет, это просто игра воображения, не более.

Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.

"Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине,

Гость стучится в дверь ко мне"...(1)

Тук-тук.

Филипп вздрогнул и с опаской покосился сначала на книгу в своих руках, затем на стоящий на журнальном столике пустой стакан из-под огневиски.

— Совсем ведь немного пригубил, — растерянно пробормотал он.

Тук-тук-тук.

Филипп вскочил на ноги, неловко запутавшись в полах длинного и тёплого халата, осторожно, словно ядовитую змею, опустил книгу на стол и покрепче сжал палочку.

Тук-тук.