Я - вор в законе

Однако главным делом его жизни был бизнес, который стал приносить ощутимые доходы. Его новым увлечением стала молодая Россия. Возможно, в его жилах бурлила русская кровь, которая досталась ему в наследство от дворянки-бабушки, уроженки Санкт-Петербурга. Что он сейчас знал о России? Мало. Знал, что есть у русских воровская каста – воры в законе, что эти воры напоминают сицилийцев.

Валаччини и раньше пристально всматривался в своего соседа, он предвидел, что пройдет год-другой, когда многочисленные гонцы хлынут на европейские рынки и станут навязывать свои патриархальные законы. Сейчас Россия стала для него больше чем увлечением – это была страсть!

Валаччини внимательно следил за Щербатовым. Тот вырос, прошел в Государственную думу – в России все газеты спешили тиснуть статейку о лидере новой партии. Делались прогнозы, что его партия получит большинство мест в парламенте, вот тогда он и начнет навязывать свои законы. Валаччини с нетерпением дожидался выстрела, который должен был прервать стремительную карьеру. Однако молодой щеголь оказался неуязвимым.

Люди синьора Валаччини докладывали, что доктор Щербатов успешно справляется и с другой задачей, мол, сейчас западные банки в его лице получили солиднейшего вкладчика.

Синьор Валаччини любил женщин, но всю жизнь его одолевали мучительные сомнения в их верности, потому что в каждом мужчине он видел потенциального соперника. Он вообще был ревнивый человек. Возможно, поэтому к старости он остался один. Он терпеть не мог, если кто-то наступал ему на пятки. Можно сказать, что на почве ревности он отправил в мир иной синьора Ромарио – цепкого и сильного врага, посмевшего тягаться с ним в могуществе.

И сейчас Валаччини вдруг неожиданно обнаружил в себе полузабытые чувства. Он ревновал! Ревновал так же страстно, как когда-то в далекой юности, впервые столкнувшись с настоящей любовью. Это чувство воскресило в памяти роман с молодой итальянкой, которую он когда-то взял прямо на берегу. Валаччини помнил вкус соленых брызг, которые, разбиваясь о камни, падали на его пылающее лицо. Когда он узнал, что она делила свое тело с его другом, смазливым и веселым Джованни, ревность привела его в ярость. Он столкнул Джованни со скалы, а потом принес исковерканное тело родителям. Это было его первое убийство. Он тогда искренне оплакивал смерть друга, убиваясь у могилы Джованни вместе с обезумевшей от горя матерью.

Сейчас Валаччини тоже ревновал. Он ревновал доктора Щербатова к успеху, который сопутствовал этому молодому мафиози. Синьор Валаччини мог бы освободиться от этого чувства, вытеснив его новыми ощущениями, но он сам не желал этого. Ревность поддерживала его дух и позволяла ощущать остроту жизни. У одних это выпивка, у других наркотики, а у него – ревность. Слишком долго он был впереди и уже стал забывать о том, что рядом могут оказаться не менее искушенные атлеты, способные обойти его в любую минуту. И сейчас синьор Валаччини как бы почувствовал на своем затылке горячее дыхание. Доктор Щербатов бежал быстро, и готов был оттеснить его с узкой дорожки, и уже напружинил свою атлетическую грудь, чтобы на финише первым разорвать ленточку. Нужно было во что бы то ни стало остановить этот стремительный бег. Синьор Валаччини желал покоя в собственном доме, а эти русские своим беспокойным темпераментом вносят в отлаженные отношения с властями беспорядок, который обязательно отразится на его кармане.

А сейчас он ревновал. Он нуждался в этом полузабытом чувстве так же остро, как раковый больной в болеутоляющих препаратах.

Синьор Валаччини любил женщин. Ему нравилось, как они хозяйничают в его большом доме, распоряжаются прислугой, заглядывают на кухню и ведут себя так, будто родились в богатстве и роскоши, но то, что он позволял женщинам, никогда не разрешалось мужчинам. Европа – его дом, его кухня. И хозяин в доме может быть только один. Это служанок может быть множество! А доктор Щербатов ведет себя по-хозяйски, он уже пинком распахивает дверь его виллы.

Синьор Валаччини допускал, что можно пойти с Щербатовым на компромисс и отдать часть своих территорий. Однако, поразмыслив, он скоро отказался от этой идеи, понимая, что его великодушный жест может быть расценен русскими как проявление слабости. Через год они наверняка замахнутся на большее. Заставят его потесниться с территории, которую три десятка лет назад они брали большой кровью.

Еще Валаччини знал о том, что доктор Щербатов стал действовать активнее. Все российские газеты писали о загадочных самоубийствах бывших советских чиновников: кто-то вывалился из окна, кто-то пустил себе пулю в лоб. Странным казалось, что все они отправились на тот свет в срок, который не превышал двух недель. Валаччини знал, что именно этим людям были доверены деньги уже не существующей партии. Теперь не было ни денег, ни людей, которые могли бы поведать историю их исчезновения. Валаччини также удалось выяснить, что счета некоторых вкладчиков в швейцарских банках выросли сразу на несколько порядков. Он не сомневался в том, что в этом деле замешан доктор Щербатов.