Я - вор в законе

Но кто тогда мог подумать, что это только углубит наметившийся разрыв. Действительно, год-два они жили в мире, но так живут волки, присматриваясь, чтобы затем вцепиться друг другу в горло. А потом их дороги уже разошлись, и, казалось, навсегда.

Медведь часто вспоминал своего друга, коренного законника, семидесятилетнего урку, который шалел от злости, когда попирались прежние традиции воровской чести:

– Не бывало такого, чтобы воры работали на барина! Вор может украсть, ограбить, даже убить, но не работать! А сейчас что получается? Они платят нам двадцать процентов, как служащим на фабрике! Может, они нас еще и в ведомостях заставят расписываться? Нам принадлежит вся прибыль до последнего гроша! Пришел вор, и будь добр, выложи кошель на стол! А нет, так мы тебя живого в гроб заколотим. Нам не по пути с теми, кто забыл прежние традиции. Пусть они организуют свой сходняк, если для них деньги важнее, чем воровская идея! Урка не принадлежит себе, урка принадлежит всем! – Старый вор никогда не называл себя законным, он был урка! Справедливо полагая, что «вор в законе» придумали сами менты. – У него даже кровь не та, что у других зеков: погуще и покраснее будет! Что это за урка, который запирается на своей даче, вместо того чтобы быть в зоне!

Никакие разговоры не могли его убедить, что пришло другое время, что нужно меняться, нужно приспосабливаться к иным условиям: старик твердо стоял на своем.

Медведь снова с надеждой посмотрел на Варяга, которому предстояло довести до совершенства то, что создал он.

…Академик Нестеренко поднялся из-за стола. Был он сед, величав, благороден и красив. Он очаровал всех, так может покорять уходящая за горизонт яркая сверкающая комета.

– Друзья мои, – начал торжественно он, – сегодня у нас не совсем обычный день, а для меня это была не совсем обычная защита диссертации, хотя, как председатель Ученого совета, я не высиживал на множестве всяких других. Она знаменательна тем, что была написана в фантастически короткие сроки, что вовсе не умаляет других ее достоинств. Диссертант привлек огромный материал, обращался к источникам, о которых я даже и не подозревая. А ведь взял он совсем непростую тематику – международное право! Но с более стройной теорией мне просто не приходилось встречаться. Владислав Геннадьевич чрезвычайно талантлив, и, что говорить, я, академик Нестеренко, завидую ему. Завидую его таланту, умению рассуждать по-новому, способности красноречиво излагать свои мысли – как на бумаге, так и в разговоре. Он действительно блестящий ученый! А его способность к языкам меня просто восхищает! – искренне восторгался Нестеренко. – Мы сначала не хотели форсировать учебу, но потом заметили, что он уже не умещается в студенческие рамки, пришлось назначить ему индивидуальный график, – улыбался Нестеренко, – а скоро он уже и кандидатскую подготовил. За ваш светлый ум, молодой человек!

Варяг поднялся и осторожно тронул рюмкой бокал академика. Тонкие стекла зазвенели, и на белую узорчатую скатерть упала красная капля. Варяг улыбался, и только один Медведь знал тайный смысл его улыбки. «Они бы все попадали со стульев, если бы знали, что сейчас на уме у моего мальчика».

Банкет продолжался, и опьяневший Нестеренко продолжал восхищаться Варягом, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону:

– У него светлая голова! Я никуда его от себя не отпущу, не пройдет и трех лет, как он возглавит институт. Это моя смена. Я часто за ним наблюдаю, как он работает, как в это время он совершенно от всего отключается, так могут немногие. Клянусь, за свою долгую жизнь мне не приходилось видеть более способного человека.

Стареющая дама кокетливой школьницей засматривалась на седовласого академика, было видно, что она положила на него глаз:

– Не перехвалите, Егор Сергеевич.

– Его не перехвалишь, – поймал Варяг на себе взгляд Нестеренко, такими же глазами на него смотрел Медведь.

Варягу захотелось выкурить сигарету. Он поднялся и, стараясь, чтобы никто не заметил, вышел в коридор.

В холле ресторана было тихо. А в зале веселье набирало силу, и за столом то и дело слышался голос Нестеренко, который, сбросив с себя академическую чопорность, был сейчас забавным стариком и интересным собеседником. Он умело поддерживал за столом разговор, извлекая из своего далекого прошлого занятные истории.

Варяг вспомнил, как однажды академик поразил его. Это было прошлым летом, когда Нестеренко пригласил аспиранта к себе на дачу, где собирался показать ему черновик статьи. Было жарко, и Варяг неосторожно расстегнул на рубашке две верхние пуговицы.

– Вы, наверное, не знаете, Владислав, но в свое время мне за некоторые свои убеждения пришлось сидеть в Соловецких лагерях несколько лет. Может быть, вы слышали, что такое СЛОН?

Ему ли не слышать про СЛОН?!

Три вора в законе, которые давали ему рекомендации на законника, были оттуда. Одного из них Варяг считал почти своим отцом, именно он увидел в пятнадцатилетнем пацане будущее, звали его Мишка Топаз. Частенько он распахивал бушлат, показывая здоровающихся ангелов, и говорил безусому мальчугану: