— Позволь мне просто помочь тебе. Это не ложь или умысел, это — от всего сердца.
Вера шмыгает носом. Она долго смотрит на меня, а потом кивает. Ее согласие вызывает в моем сердце такую огромную волну счастья, что, кажется, она затопит меня полностью. Я улыбаюсь, она тоже, но робко, словно опасаясь чего-то.
Мой взгляд неожиданно падает на ее губы, красные и немного припухшие, они манят меня. Нервно сглатываю, но не могу отвести взгляда. Она видит это, и сама опускает взгляд. Воздух вокруг нас словно электризуется. И тишина, которая устанавливается в комнате, позволяет ощутить треск напряжения, бегущего по незримым нитям, которые будто притягивают меня и Веру друг к другу. Не сопротивляюсь этой сокрушительной силе, а полностью ей подчиняюсь — наклоняюсь и чуть касаюсь ее губ...
— Мама! Ты с ним! Как ты могла! — резкий мальчишеский крик разрывает тишину, обрывая волшебные нити.
Вера отскакивает от меня и, буквально, летит в коридор, но оттуда уже доносится громкий стук закрываемой двери. Я бросаюсь следом. Вера сидит на полу и снова плачет.
— Это был Петя, — говорит она безжизненно, — он сбежал.
Присаживаюсь рядом и обнимаю ее, она не сопротивляется.
— Я найду его, обещаю, Вера.
Она ничего не говорит, плачет. Жду, пока немного успокоиться, а потом произношу:
— Тебе лучше пойти, прилечь.
— Нет, — противится Вера, — я не могу, нужно найти Петю, поговорить с ним. Я должна вернуть сына.
— Это я должен с ним поговорить. Мужчины лучше поймут друг друга. Доверься мне, прошу, — снова взываю к ней.
— Хорошо.
Позволяю себе вольность и целую ее в щеку, затем хватаю пальто и быстро покидаю квартиру.
Куда бы я пошел, затаив обиду на весь мир? Очень странный вопрос, но ответ я знаю. Может, потому что сотни раз сам сбегал из родительского дома? Когда ты ребенок, то видишь все либо хорошим, либо плохим. Осознание того, что вокруг тебя нет четких границ между белым и черным, а есть обыденная серость, приходит потом.
Убегая из дома, я часто прятался на пустыре или в заброшенном здании копировальной фабрики. Забивался в самый дальний угол и мечтал, что жизнь изменится: сначала думал, что отец станет лучше; потом, что мы с мамой уйдем от него; ну а в конце, что я просто вырасту и уеду из этого города... Уехал, но сбежать от прошлого не смог.
Теперь, зная о болезни Веры, я начинаю понимать поведение ее сына: он боится! Я сам пережил подобное. Петя боится потерять маму: он же останется один, никому не нужный — отец уже отвернулся от него и братьев; боится стать главным в семье — он сам еще ребенок. И этому ребенку нужна мама с ее любовью и теплотой. Петя, не смотря на подростковый возраст, с детской наивностью считает, что сможет найти деньги маме на лечение.
Я тоже так считал... мечтал, что моя мама справится... надо только купить ей нужные таблетки... но все было намного сложнее...
Успокаивая Веру, что не просто найду Петю, а поговорю с ним, я уже тогда знал, что скажу ему. Нет ничего убедительнее правды — голой, без прикрас, с острыми бритвами боли. Но только она способна помочь людям прийти к взаимопониманию. Моя правда — это мое прошлое, которое я так хочу забыть.
Мои догадки подтверждаются — после часового поиска я нахожу Петю на чердаке аварийного дома. Он сидит в углу так, что только после того, как мои глаза привыкают к темноте, я его замечаю.
— Уходите! — рычит Петька озлобленным зверьком.
— Я-то уйду, — говорю спокойно, — но ты уверен, что не хочешь пойти со мной?
— Нет!
— А о маме подумал?
— А зачем я ей! — фыркает он. — У нее теперь Вы есть! Мы ей больше не нужны.
— Хорошо подумал, Петр? — я по-прежнему спокоен.
— Да!
Я подхожу к небольшому запылившемуся от времени окну. Из него почти ничего не видно по причине маленьких размеров и грязи, но можно разглядеть очертания серых зданий и города. Осевшая на стекле пыль сгладила резкие черты, оставив смутную картину окружающего мира. Жаль, что время не сделало то же самое с моей памятью — хотел бы я, чтобы прошлое потеряло краски в моей голове, но воспоминания чисты и живы до сих пор...
— Знаешь, — говорю я, не отворачиваясь от окна, — я тоже часто убегал из дома, но в то время я был младше тебя.
— А зачем Вам убегать? У Вас же все есть в Америке! — продолжает злиться мальчик.
— Это сейчас есть... Тебе не интересно, почему я так хорошо говорю по-русски? — спрашиваю я и продолжаю, не дожидаясь ответа. — Я не всегда жил в Америке... Когда-то меня звали Валентин Лавин, и жил я недалеко от вашего двора...
Глава 8. Валентин Лавин
— Ты любишь сказки, Петь? А я люблю. Может, потому что мне не рассказывали их в детстве?