Я возвращаюсь к себе

Я не собираюсь умирать в больнице. Если не на этой скамейке, то сдохну на тропинке в лесу или на лугу с цветами, но недалеко от дома. На то есть причины. Нельзя обрубать корни у этой фермы, иначе с нее опадет черепица, как листья с мертвого дерева.

Они поднялись на второй этаж, открыли окна, зашли в мастерскую, в сарай, осмотрели огромный участок – вернее, ту часть, куда еще можно пройти. Все заросло бурьяном, больно смотреть. А какое было поместье в старые добрые времена…

Уехали недовольные, руку агенту жали с досадой. Когда найдутся покупатели, приду сюда снова, да вот только не услышу уже, как осы и шмели жужжат у плакучей ивы, как лягушки квакают в пруду, как журчит вода в фонтане – они все переделают, я уверен. Посеют газон, выкопают бассейн и насыплют гравия под беседкой.

Все насмарку!

Я люблю слушать эти звуки. Когда я хожу, у меня все болит, но я по-прежнему отлично слышу. Сперва сиделки не стеснялись болтать при мне. В моем возрасте я должен быть глух как тетерев. Но быстро поняли, что я не только их слышу, но и все запоминаю, так что со мной этот номер не пройдет.

Дом тоже все слышит. Но свои секреты держит при себе.

Да вот только я их знаю.

Глава 20 Последний день счастливого человека

Капуцина понимает, что Адели, уехавшая пару дней назад, окончательно выпорхнула из гнезда. Весь прошлый год она жила в страсбургской квартирке, поближе к университету, но приезжала на выходные и оставалась членом семьи.

Новая реальность добавляет пустоты к зияющей дыре в сердце старшей сестры. Так бывает с матерями и отцами, которые, переворачивая страницу, оказываются посреди урагана: сметая все на своем пути, он проносится, оставив их одних, оглушенных и растерянных. Синдром пустого гнезда – это не только про матерей-наседок.

Семейный дом стал еще больше, бездушней и холодней.

С тех пор как уехала младшая сестра, Капуцина каждый вечер укрывается в уютном тепле мастерской вместе с Оскаром: возится с ним, отыскивая через него связь с отцом.

Отцовская деревянная шкатулка так и стоит на журнальном столике в гостиной. С тех пор как ее извлекли с чердака, она не открывалась. Капуцине страшно почувствовать присутствие отца так близко, читать его дневник, словно стоя у него за спиной. Она ведь так и не смирилась с его отсутствием. Нужно было держать лицо, подавать пример младшей сестре, дать ей возможность нормально расти. Но вот Адели уехала, и Капуцина осталась один на один с отцом, которого так и не смогла отпустить. А если вдобавок погрузиться в его личные записи…

Но может, это и есть ключ к принятию. Наполниться его словами, мыслями, его внутренним миром, чтобы осознать в неутолимой скорби, что этот человек жил, но его больше нет.

Каждый день она думает об этих дневниках. И не знает, как к ним подступиться. Читать по порядку, наугад или в обратном порядке, постепенно погружаясь в прошлое? Или ничего не читать вовсе?

Для начала она должна отыскать последний дневник, тот, что он вел на момент аварии. В шкатулке, естественно, такого нет – отец же не планировал умирать.

Она садится за письменный стол. Священное пространство. Одиннадцать лет назад она наспех перерыла его содержимое в поисках необходимых бумаг для похоронного бюро, банка, нотариальной конторы и страховых компаний. Жан-Батист был очень организованным человеком. Все файлы, папки и выписки тщательно подписаны.

Она открывает каждый ящик, достает картонные папки, старые чековые книжки, запас ручек и подарочных рекламных блокнотов.

В памяти всплывает радостное воспоминание.

Когда она была подростком, всегда с нетерпением ждала возвращения отца с очередного коллоквиума – по выходным он ездил в Париж, Нант, Лион, а иногда и за границу, где они с коллегами за круглым столом обсуждали последние достижения детской кардиологии: новые методы проведения операций, оборудование по последнему слову техники, инновационные молекулы, обмен опытом, публикации. Во время перерыва участники профессиональных конференций прогуливались по коридорам конгресс-центров, где лаборатории презентовали свои новинки, приманивая хирургов к стендам горячим кофе, выпечкой, десертами, шоколадками, а также ручками, блокнотами и другой рекламной продукцией. Предполагалось, что ручки и блокноты будут использоваться во время консультаций, чтобы бренды лабораторий и медицинских компаний прочно отпечатались в подсознании врачей, пациентов и коллег, но Жан-Батист брал сувениры только для того, чтобы подарить дочерям. Забавные ручки и фломастеры доставались младшей, а старшая получала материал для конспектов, карточки и стикеры для учебы. Иногда Капуцина дарила их школьным подругам, которым лестно было чувствовать, что они таким образом тоже, пусть и косвенно, совсем чуточку принадлежат к очень замкнутому кругу великих врачей, спасающих человеческие жизни.

Приятное воспоминание, а вот дневника нет.

Она посмотрела во всех ящиках, перерыла папку с документами, лежащую на столе. Ничего.

Капуцина с досадой плюхается обратно в кресло на колесиках и отъезжает на полметра.